§46. В пламени гражданской войны. А. казанский матрос пришел в чк Упрямые факты биографии…
Знаток женской души Мирабо когда-то говорил эмиссарам французской революции, что «если женщины не вмешаются в дело, то из этого ничего не выйдет». В ВЧК женщины густо вмешались. Землячка — в Крыму. Конкордия Громова — в Екатеринославе. Товарищ Роза — в Киеве. Евгения Бош — в Пензе. Яковлева и Елена Стасова — в Петербурге. Бывшая фельдшерица Ревекка Мейзель-Пластинина — в Архангельске. Надежда Островская — в Севастополе. (Эта сухенькая учительница с ничтожным лицом, писавшая о себе, что «у нее душа сжимается, как мимоза, от всякого резкого прикосновения», была главным персонажем местного террора, когда в Черном море массово топили офицеров, привязывая тела к грузу. Опустившемуся на дно водолазу показалось, что он — на митинге мертвецов.) В Одессе действовала чекистка венгерка Ремовер, впоследствии признанная душевнобольной на почве половой извращенности, самовольно расстрелявшая 80 арестованных, причем даже большевистское правосудие установило, что эта чекистка лично расстреливала не только подозреваемых в контрреволюции, но и свидетелей, вызванных в ЧК и имевших несчастье возбудить ее больную чувственность.
В Казани отметилась следовательница-чекистка Брауде, собственными руками расстреливавшая «белогвардейскую сволочь», при обыске самолично раздевавшая не только женщин, но и мужчин. Побывавшие у нее на личном обыске социалисты писали: «Приходилось недоумевать, что это — особая бездушная машина или разновидность женщины-садистки?»
Прототип Анки-пулеметчицы и «Гадюки»
Женщина-конник, в кожаной тужурке, затянутая портупеей с маузером на боку, Эльза Грундман превратилась для творцов в символ героини смутного времени. С нее писали портреты Анки-пулеметчицы и предводительниц разбойничьих ватаг. Жизнь Эльзы Грундман после войны сложилась трагически. Она не сумела найти свое место в мирной жизни. Какое-то время она пыталась работать в наркомате. В начале тридцатых годов она с пылкостью, свойственной ее натуре, безоглядно влюбилась в начальника Московского уголовного розыска. Завязался бурный роман. Но уйти от детей к Эльзе начальник угро не смог. И Эльза Грундман поступила так же решительно, как она это делала всегда, когда стояла перед жестким выбором. Достала наградной маузер и направила его себе в висок… Ее последним литературным прототипом стала героиня очерка Алексея Толстого «Гадюка».
Время, проведенное в тюрьмах, сделало ее жестокой, иногда до патологии. Новая партийная кличка — Демон — как нельзя лучше подходила ей. Крым был передан в руки Бела Куна и Розалии Самуиловны. Торжествующие победители пригласили в председатели Реввоенсовета Советской Республики Крым Льва Давидовича Троцкого, но тот ответил: «Я тогда приеду в Крым, когда на его территории не останется ни одного белогвардейца». Руководителями Крыма это было воспринято не как намек, а как приказ и руководство к действию. Бела Кун и Землячка придумали гениальный ход, чтобы уничтожить не только пленных, но и тех, кто находился на свободе. Был издан приказ: всем бывшим военнослужащим царской и Белой армий необходимо зарегистрироваться — фамилия, звание, адрес. За уклонение от регистрации — расстрел. Не было только уведомления, что расстреляны будут и все, кто пришел регистрироваться…
«К чему даже эти вопросы о происхождении, образовании. Я пройду к нему на кухню и загляну в горшок, если есть мясо — враг народа, к стенке!»
Чекист МИЗИКИН
Мы залпами вызов их встретим —
К стене богатеев и бар! —
И градом свинцовым ответим
На каждый их подлый удар…
Клянемся на трупе холодном
Свой грозный свершить приговор —
Отмщенье злодеям народным!
Да здравствует красный террор!
Недоучившаяся гимназистка
«У меня не было разрыва между политической и личной жизнью. Все, знавшие меня лично, считали меня узкой фанатичкой, возможно, я таковой и была».
В. БРАУДЕ
Когда юные поклонницы спрашивали Веру Фигнер о том, что ей дало шестилетнее пребывание в Родионовском институте благородных девиц, она отвечала: культурную выправку. И чувство товарищества. Вере Булич терпения хватило только на год. К тому моменту, когда она попала в это привилегированное учебное заведение, за ее плечами были многочисленные стычки с начальством и педагогами Мариинской гимназии, откуда ее исключили в четвертом классе. Дворянское вольное деревенское житье образованного семейства сформировали в ней несколько анархические наклонности. Внешняя дисциплина явно была не по ней. Стоит ли удивляться, что и в институте она вошла в конфликт — на этот раз с Законом Божьим, уроки которого считались обязательными? Родители были убежденными атеистами и вообще «университетскими» людьми, не молившимися и на признанные общественные авторитеты. Отец, Петр Константинович, приходился внучатым племянником и знаменитому профессору и ректору Буличу, и Бутлерову, учившему его химии, а мать принадлежала к роду Чаадаевых, гордившихся своим знаменитым родственником, Петром Яковлевичем, — официально, чуть ли не самим царем, объявленным сумасшедшим за уничтожающую критику России. Девочка, по ее внутреннему разумению, просто не могла не презирать своих соучениц, с удовольствием осваивавших светские условности и навыки дворянских жен.
За нехождение на уроки Закона Божьего ее и вышибли из института.
Спасло положение появление в городе частной женской Котовской гимназии, поместившейся в только открытом Доме Кекина. Сдав экстерном курс пятого класса, Вера Булич перешла туда. И сразу же угодила в ученический кружок левого направления. Тут жизнь кипела и живо напоминала «Подпольную Россию» Степняка-Кравчинского, чьи заграничные издания ходили по рукам «сознательной» молодежи. Прокламации, тайные поручения… Россия шла к своей первой революции, и опытные агитаторы, испытывавшие нехватку рук, не жалели ученической молодежи. Немудрено, что водоворот событий захватил Веру Булич. А когда в 1905 году университет прикрыли, а его аудитории заняли солдаты, горячие головы безрассудно бросились в уличную борьбу. Результатом стал арест пятнадцатилетней гимназистки. Ей повезло: по малолетству жандармы просто сдали девицу родителям под расписку. Но сидеть тише воды и ниже травы юная максималистка не захотела, и когда отец потребовал прекратить опасные социальные опыты до окончания курса гимназии, она взяла пару белья и ушла жить в «коммуну» на Старо-Горшечной улице — ныне Щапова. И ни капли не жалела о том, что сменила свою отдельную комнату с комфортабельной кроватью на неопрятную коммуналку, где и сами лежанки-то использовались часто в очередь. Сейчас это назвали бы девиантным поведеним, а тогда оно было нормой для части молодежи — нормой, освященной именами генеральской дочери Софьи Перовской, дочери члена Государственного Совета Натальи Климовой, многих других. Некоторые видели в этом даже определенный шик — «сходить в народ». Это и теперь водится — под видом рок-коммун, «снежных десантов», иных более серьезных сект.
Большая часть беглецов со временем возвращалась к обычной жизни, они обзаводились семьями, положением в обществе. Но были и другие, кого изнурительная, полная лишений партийная жизнь ожесточала, превращала в фанатичек. В казанской тюрьме, куда вскоре угодила Вера Булич, она встретилась с такой пассионарной личностью — знаменитой народоволкой Ошаниной, угробившей тридцать лет на борьбу с режимом. Кожа у нее напоминала рыбью чешую, зато глаза сверкали молодой синевой. Это производило большое впечатление.
Страна тогда жила сообщениями о нескончаемых покушениях на губернаторов и жандармов, по всей Волге помещиков выживали из имений, пускали им «красного петуха». В чистопольском имении дядюшки бунтарки — Александра Константиновича Булича, служившего земским начальником, куда Веру определили — благодаря связям — на поднадзорное житье, она сошлась с местными эсерами и деревенскими хулиганами. И выкинула номер: предложила им сжечь усадьбу! Авторитет был обеспечен. Потом подпалили и сараи материнского поместья — дом, где помещики разместили сельскую школу, остался целым. Но после такого пришлось срочно бежать в Уфу, переходить на положение нелегала, скитаться по России.
Отрезав себя от прежней жизни и родственников поистине хирургическим способом, не пожалев своих чувств Вера приобрела и первый опыт бесчувствия к чужим страданиям. Вполне вероятно, что столь резкое революционное поведение все-таки имело под собой медицинскую почву, какой-то избыток мужских гормонов в крови. Может и наклонность к бродяжничеству. Одних убеждений для объяснения уголовного хулиганства маловато. Недостаточно также сказать: «идея», «аскеза», чтобы понять мотивы подобных поступков. Но была еще и среда революционерства, пронизанная уголовщиной. И свойственная «претерпевшим» мысль: мы пострадали — теперь и вы почувствуйте!
Логика подпольной жизни привела ее, в конце концов, в ряды заговора, ставившего целью убийство командующего Казанским военным округом генерала Сандецкого. Покушение на самодура не состоялось, но важно другое. В 18 лет убийство стало для нее морально приемлемой нормой. В сущности, уже не имело значения то, что она вышла потом замуж — за адвоката-марксиста Самуила Брауде и родила дочь. Вектор жизни был определен до конца: революционная дорожка. Возможно, превратилась бы она в корифея революции, этакую бабушку русской революции, вроде Брешко-Брешковской. Но разразилась революция, и открылся «оперативный простор».
«Если Ленин бы на деле, а не в одном воображении своем получил власть, он накуролесил бы не хуже Павла I-го на престоле».
В. Менжинский, 1911 год
«Казанское отделение Государственного банка, казначейство, сберкасса вынуждены производить ежедневные выдачи: 1. Частным лицам и фирмам — не свыше 300 рублей; 2. Фабрикам и заводам — в полной сумме… из них деньгами 25%, в остальной сумме облигациями Займа Свободы… Управляющий КОГБ покорнейше просит не отказывать в приеме облигаций…»
«Казанский Совет доводит до сведения населения, что лица, отказавшиеся принимать облигации по цене 85 рублей за 100 нарицательных, подлежат преданию суду революционного трибунала».
«Казанское слово», декабрь 1917 года.
«А юнкеров едят собаки…»
С так называемыми «октябрьскими боями» в Казани 1917 года историки в прошлые годы много напутали. Идеологические соображения, призывавшие всюду видеть или роль партии, или происки врагов социализма, выпятили в казанских событиях роль большевиков, которой, по сути, и не было. А была постепенно, в ногу с ситуацией во всей стране вызревавшая гарнизонная буча. События инициировал знаменитый взрыв — второй по счету — Казанского порохового завода. 14 августа в два часа пополудни загорелись мешки с селитрой на платформе Пороховой. Потом огонь добрался до ящиков со снарядами и погребов. Тысячи пудов пороха разнесли вдребезги всю округу. Стекла повылетали за многие километры от эпицентра. Рвалось несколько дней кряду. Говорили, что взлетели на воздух котлы алафузовской фабрики. Были отменены занятия в школах и гимназиях, перестал ходить трамвай, разбежались с базаров торговцы, закрылись магазины. Население срочно упаковывало вещи и бежало из города. Вместе с ним убежали солдаты запасных полков, стоявших в Заречье. Командование ввело в городе военное положение, но этим обозлило солдат. Порядок рухнул, вспыхнули многочисленные митинги с требованием окончания войны. Пошли самочинные захваты оружейных складов, избиения офицеров, требовавших соблюдения военного положения, субординации, устава. Председатель большевистского комитета Грасис играл роль подстрекателя. С противоположной стороны подстрекательством занимался губернский военком Калинин. Не случайно потом, в декабре проводилось расследование «кровавых октябрьских событий». Именно так именовали тогда октябрьский переворот. Газеты, еще не прикрытые большевиками, негодовали: на берегу Казанки валяются трупы юнкеров, поколотых штыками солдат, несмотря на заверения в сохранении жизни. И их едят собаки! И деятели нового режима, словно оправдываясь, говорили о том, что стали жертвами «провокаций», не помышляли ни о каком захвате власти.
В Совете, захватившем политическую власть в октябре, преобладали эсеры и меньшевики. При Совете и был создан еще при Керенском революционный трибунал для суда над провокаторами, жандармами и тому подобными типами, чьи личные дела стали объектом общественного внимания. А следственную комиссию трибунала возглавили руководитель Коалиционного комитета Гирш Олькеницкий и Вера Брауде, лидер «младших» эсеров Казани. Это было еще до официального учреждения ЧК.
В Казани тогда говорили, что и Октябрьская революция, и «чрезвычайка» появились здесь раньше, чем в Центре.
Казанский след знаменитого террориста
«Я приехал в Москву в феврале 1918 года, и со мною в кармане было каких-нибудь 500 — 700 рублей керенскими деньгами… Средств никаких не было. Средства я добывал тем, что я сам лично бегал по Москве и находил — где тысячу, где пятьсот, где 2 тысячи керенских денег. Вот какой был первоначальный бюджет».
Так потом вспоминал Борис Савинков самое начало знаменитого своего «Союза защиты Родины и свободы», охватившего пол-России. Организация росла, росла гораздо быстрее, чем он или кто-либо еще ожидал и, конечно, этих денежных средств ни в какой мере не хватало. И именно в это время Масарик прислал 200 тысяч рублей. Вот они-то и спасли организацию. Они дали ей возможность развиваться и прийти в такое положение, когда она своей численностью и организованностью заинтересовала французского посла Нуланса, от которого Борис Викторович получил более двух миллионов рублей.
За несколько месяцев он оформил крупную организацию из осколков партии правых эсеров и отдельных, «бойцовски» настроенных представителей партий кадетов, народных социалистов. Члены этой подпольной организации не только были вооружены, но и подавляющее их большинство имело за плечами боевой опыт фронтового офицерства. Даже среди офицеров латышских стрелков, наиболее близких к Кремлю, Савинков сумел создать ячейку своего «Союза», надеясь с их помощью захватить все большевистское правительство. Савинкова и латышей объединяло общее неприятие только что подписанного большевиками и немцами Брестского мира (по которому Латвия переходила под власть Германии).
В скором времени «Союз» насчитывал около 5000 добровольцев, имел отделения в Казани, Калуге, Костроме, Ярославле, Рыбинске, Челябинске, Рязани, Муроме. В каждом из этих городов создавались склады оружия на случай выступления. Центральный штат «Союза», возглавляемый Савинковым, находился в самом центре Москвы и существовал под видом «лечебницы для приходящих больных». Помимо Бориса Викторовича, руководителями этой организации были генерал-лейтенант Рычков, полковник Перхуров и командир латышского советского полка, охранявшего Кремль, Ян Бредис.
Справка
В уставе организации была указана таблица жалованья, которое выплачивалось каждому члену. По ней рядовой получал 300 рублей в месяц, отделенный — 325 рублей, взводный командир — 350 рублей, ротный командир — 400 рублей, батальонный — 500 рублей и командир полка — 600 рублей. Кроме того, выдавались пособия семьям от 150 до 300 рублей в месяц и бесплатные продукты и обмундирование.
«Не я пошел искать французов, а они меня разыскали и начали свою помощь: сначала дали 20 — 40 тысяч, потом эта цифра возрастала. К концу мая Союз так вырос, что его размеры не позволяли уже оставаться в подполье».
Б. САВИНКОВ
Савинков первоначально думал о выступлении в Москве. Выступление было назначено на 1 — 2 июня и к этому времени велись приготовления. Однако выступление в Москве было отменено и решено было эвакуировать часть организации в Казань. Захватить Совет народных комиссаров и важнейшие стратегические пункты в Москве было тогда нетрудно, но продержаться невозможно, во-первых, ввиду значительности советских отрядов и, во-вторых, ввиду невозможности прокормить население столицы, так как транспорт был разрушен. Новая власть скоро бы потерпела крах.
Однако бездействие организации грозило ей распадом, и штаб разработал и принял план захвата Казани. Савинков говорил, что «отдал распоряжение об эвакуации части членов организации в Казань на тот предмет, чтобы при приближении чехов поднять там восстание».
Были намечены воинские части для эвакуации, посланы квартирьеры в Казань. Всего предполагалось переправить 500 — 700 человек. Едущим на разведку квартирьерам выдавали при поездке 400 рублей и на наем помещения 2000 рублей; кроме того, квартирьер получал 400 рублей на семью, 150 рублей подъемных и обмундировочных — 100 рублей, пользовался квартирным довольствием. Была составлена особая инструкция, которой должен был руководствоваться каждый эвакуировавшийся член «Союза».
Подвела болтливость некоторых членов… В разгар эвакуации, в ночь на 30 мая, Всероссийской чрезвычайной комиссией был арестован явочный штаб «Союза» в Москве и через него до 100 членов «Союза».
Там же были захвачены план эвакуации в Казань и документы о существовании «Союза» и подготовке выступления в Казани.
Теруань де Мерикур: предтеча
Семнадцати лет от роду исчезла из родительского дома вместе с каким-то соблазнившим ее дворянином. В начале французской революции она очутилась в Париже и стала известной Дантону и другим революционным знаменитостям, охотно посещавшим ее салон. Одевалась в короткий плащ, панталоны и нечто вроде сандалий — костюм, в котором тогдашние учебники мифологии изображали амазонок; в публике появлялась обыкновенно верхом на громадной лошади, вооруженная с ног до головы. Когда решался вопрос о судьбе жирондистов, появилась на площади вблизи конвента и горячо защищала партию жиронды. Окончив свою речь, она ушла в тюльерийский сад, где внезапно появилось несколько женщин-якобинок, которые бросились на «кровожадную гетеру, предводительницу парижских людоедов» и подвергли ее мучительному сечению розгами. Она тут же сошла с ума; ее посадили в дом для умалишенных, где она оставалась до самой смерти.
«Ревтрибунал — кратчайший мост от чрезвычайки на погост». (Поговорка того времени)
Собственно говоря, казанской «чрезвычайке» о заговоре стало известно чуть раньше — в конце апреля — начале мая. Местный меньшевик Пионтковский (впоследствии знаменитый историк), занимавший пост заместителя губернского комиссара труда, рассказал Вере Брауде историю о том, как некий однокашник-офицер, происходивший из семьи священника, вдруг предупредил его о скором перевороте. Но назвать его имя Пионтковский категорически отказался. Вера Петровна не стала настаивать и давить на двурушника, а просто просмотрела списки соучеников Пионтковского и вычислила фигуранта. Это был некий Сердобольский, обитавший на Поповой горе — ныне улица Тельмана.
Во время обыска хозяин удрал в окно, а его гости — Нефедов и Богданов — угодили в ЧК. Там Нефедов рассказал и о генерале Попове, руководившем организацией, и о складе оружия, которым заведовал Богданов. Возглавляли дело бывший военком Керенского в Казани Калинин и другой меньшевик — Бартольд.
29 мая в Казань отправились квартирьеры из Москвы. Явиться они должны были в «Северные номера»: спросить Якобсона — известного эсеровского деятеля эпохи 1905 года, отрекомендовавшись «от Виктора Ивановича». У них был и адрес казначея партии правых эсеров Константина Винокурова — Поперечная 2-й Горы, 12 (Лесгафта), через которого должны были выйти на Иосифа Александровича Спрингловича, начальника боевой дружины правых эсеров и Леонида Ивановича Резенева-Розанова. Но роль квартирьеров сыграли московские чекисты Заковский и Штрингфлер.
С их помощью накрыли весь штаб казанской организации и ее гостей — командира монархистов генерала Попова, москвича-курьера поручика Ольгина-Герцена, правых эсеров Якобсона и Никитину. В записках задержанных Брауде и Олькеницкий нашли сведения о 20 человеках, обещавших помочь с размещением штаба и полка савинковцев, переезжавших в Казань из Москвы.
Профессионал своего дела
Следует признать, что казанские чекисты в решительный момент показывали куда большую решимость, чем их противники.
Так 18 июня в водовороте гарнизонной бучи — совсем как в октябре 17-го — чуть было не кончилась, едва начавшись, власть большевиков и «чрезвычайки». В городе появился вооруженный отряд дезертиров с сызранского участка фронта. Гарнизонный комитет тут же взял его под свою защиту и вступил в спор с Советом, предлагавшим решительные меры против беглецов и отправку обратно на фронт. С дверей винных складов на Проломной были сбиты замки, в частях появилось вино, зашумели недовольные. Это происходило в самом Кремле, где стояли бузотеры. Большевики вынуждены были даже перенести свой штаб и архивы в Клуб коммунистов (Карла Маркса, 66). Там они срочно сформировали военно-революционный комитет и, стянув верные им части, приготовлялись вооруженным путем подавить разгоравшийся мятеж.
И снова большие события были предотвращены малой кровью: тайная полиция большевиков — ЧК — переиграла своих противников. Многочисленные аресты выбили руководителей и подстрекателей.
В это время в Казани практически ежедневно печатались списки расстреливаемых контрреволюционеров. О Вере Брауде говорили шепотом и с ужасом.
«Я сама всегда считала, что с врагами все средства хороши, и по моим распоряжениям… применялись активные методы следствия: конвейер и методы физического воздействия».
В. БРАУДЕ
Казанское подполье в конце июля 1918 года послало представителей в Симбирск с предложением Комучу и чехам спешно идти на Казань, соблазняя их золотым запасом России, сосредоточенным в подвалах Госбанка, и сильной поддержкой подполья, готового поднять восстание. Мятеж планировался на 8 часов вечера 5 августа, но выступление состоялось только в два часа пополудни следующего дня, когда отряды чехов, Степанова и Каппеля прорвались к центру города. По городу носились грузовики с молодыми людьми, на руках которых красовались белые повязки. Они врывались в дома, производили аресты. Подавляли очаги сопротивления — здание ЧК на Гоголевской, Клуб коммунистов на Грузинской (Карла Маркса), «Казанское подворье», где была ставка главкома Восточного фронта Вацетиса. Тогда то и были расстреляны оставшийся в Казани на подпольной работе Шейнкман, Вахитов, схваченный в пригородном селе Богородское, значительная группа коммунистов — Гассар, Комлев и др.
Их нежные кости сосала грязь,
Над ними захлопывались рвы.
И подпись на приговоре вилась
Струей из простреленной головы
После освобождения Казани глава ЧК Восточного фронта Лацис докладывал в Москве: «Расстреливать некого. Всего шесть смертных приговоров». Но потом в центральных газетах начали публиковать призывы к проведению красного террора. Лацис был вызван на заседание казанского комитета РКП(б). Его упрекнули в том, что он недостаточно энергично проводит политику красного террора в жизнь. После этого ситуация резко изменилась: бессудные расстрелы в городе стали обыденным делом. Это вообще было удобнее: устранять противников вместо того, чтобы с ними договариваться.
И не все их противники ушли из города. Знаменитая Лариса Рейснер к примеру, которая в ходе своей «разведки» в город, занятый белочехами, попала в тюрьму, нашла своего квартирохозяина — бывшего пристава Алексеева, благодаря которому она была схвачена. Схвачена неумело — ибо ушла из-под охраны. Пристава расстреляли. Искали чувашских участников «учредилки» Васильева, Николаева, Алюнова. Сажали под замок судебных деятелей, несших службу в августе. Шестьдесят представителей рабочих расстреляли за требование восьмичасового рабочего дня, пересмотра тарифных ставок и удаления свирепствовавших мадьярских отрядов. 10 сентября газета чекистов «Красный террор» опубликовала списки врагов Советской власти и пригласила всех желающих поработать по этим «проскрипциям». Точно неизвестно, но были, очевидно, и вознаграждения доносителям — как в Древнем Риме, обычаи которого пытались возродить красные вожди на берегах Волги в 1918 году.
Правой рукой Лациса была Вера Петровна Брауде, путь которой лежал вслед за частями, наступающими на Колчака. Там она прославилась массовыми казнями своих бывших партийных собратьев — эсеров. Так она старательно отскребала от себя старую кожу партии «народолюбцев».
Упрямые факты биографии…
Томск. Декабрь 1919 года. Местной дружины скаутов как таковой не существовало. Большая часть скаутов, вместе со своими родителями, бежала вслед за войсками. А те, которые еще оставались в городе, сидели тише воды, ниже травы, только по вечерам собираясь на квартирах друг у друга и делясь теми страшными новостями, которыми был переполнен город. Тем не менее в темном помещении одного из классов сидели двое скаутов и знаменитая Брауде, одно имя которой наводило страх на всю Сибирь. Обоих мальчиков-скаутов допрашивали долго: от них потребовали, чтобы они назвали всех известных им скаутов и чтобы они выдали революционным властям знамя дружины. Юра и Миша решительно отказались исполнить и то и другое. Скауты мужественно вынесли страшные нравственные пытки допроса чудовищной женщины, но не сдались, не поколебались. Без единого стона, без страха, без слабости принял через месяц девятнадцатилетний скаутмастер Ган смерть от пули, а шестнадцатилетний Юра Павлов тихо угасал на Черемховских рудниках.
Словно в издевку, в 1938 году Вере Петровне инкриминировали именно «эсерство». Умерла она в 1961 году полностью реабилитированная, в звании майора КГБ и с внушительной персональной пенсией в три тысячи рублей.
Интересно, как отвечала заслуженная революционерка и чекистка на вопросы школьников, которые и тогда страдали от лицемерия учителей и родителей? Советовала ли рвать решительно и уходить бесповоротно?
Андрей КРЮЧКОВ
Если вы еще на свободе, это не ваша заслуга, это наша недоработка!
Ф.Э. ДЗЕРЖИНСКИЙ
Петербургский историк о «демократе» Колчаке, массовых расстрелах в Казанской губернии и свияжской децимации Троцкого
Недавно в «Реальном времени» вышли публикации об отступлении в Гражданской войне и красном терроре, учиненном большевиками. Материалы вызывали дискуссии среди наших читателей, некоторые из которых посчитали, что идет идеализация белого движения. Наша газета обратилась к известному историку, доценту Института истории СПбГУ Илье Ратьковскому. В интервью «Реальному времени» эксперт рассказал о том, что из себя представлял красный и белый террор, был ли Колчак демократом и как большевики смогли склонить на свою стороны народные массы.
Террор красных vs террор белых: принципиальные отличия
- Илья Сергеевич, в чем были принципиальные различия между белым и красным террором?
У белого и красного террора есть как общие черты, так и различия. Во-первых, красный террор более регламентировался и контролировался властями. Он был более публичен. Так, в газетах публиковались списки расстрелянных лиц и состав преступлений, за которые расстреливали (хотя эти списки и не были полными). Также можно указать на целую череду красных амнистий, по которым выпускались сотни и тысячи лиц. Белый же террор в отдельных случаях был регламентирован публичными приказами, например, адмирала Колчака, генералов Розанова, Волкова и других. Однако более часто он проходил по «секретной части», без публикаций в газетах. Укажу на распоряжение генерал-лейтенанта Н.М. Кисилевского 7 июня 1919 года о разворачивании сети концлагерей на юге России в Азове, Новороссийске, Ставрополе, в Медвеженском и Святокрестовском уездах Ставропольской губернии. Туда направлялись шахтеры, рабочие других специальностей, бывшие воинские чины, «забывшие присягу» и т. д. Только в одном Азовском лагере погибнет по разным причинам до 20 тысяч человек. Но официально, публично, этого не было. Не публиковалось. Красные прямо заявляли о терроре, белые практически не использовали подобную терминологию, предпочитая разные другие термины. При том, что концлагеря, заложники, массовые расстрелы, уничтожение населенных пунктов - все это у белых было.
Второе отличие - в направленности террора. Красный террор позиционировал себя как направленный на подавление эксплуататорских классов, буржуазии и их представителей в лице различных партий. В основном же его жертвами стали офицерство, не пошедшее на сотрудничество с советской властью, отчасти духовенство и зажиточные деревенские круги. Также красный террор использовался для ликвидации бандитизма: до трети расстрелов ЧК - это расстрелы уголовников. Списки расстрелянных уголовников часто публиковались в советских газетах. Руководство же белого движения предпочитало заявлять о полном уничтожении большевиков и большевистских агентов, советских деятелей и т. д. Это очень широко толковалось. Если человек был участником любого несанкционированного движения, он автоматически становился потенциальным агентом Кремля. Забастовщики, недовольные жители деревень и городов, ну и, конечно, подозрительные элементы, к которым относили евреев, латышей, венгров, китайцев и т. д. Очень пострадали от репрессий отдельные категории рабочих, например, железнодорожники. Военное положение и возможную смертную казнь для них еще в 1917 году предлагал утвердить Л.Г. Корнилов. Конечно, матросы. При этом отмечу еще один момент, если жертвами красного террора стало много «бывших», в подавляющем количестве мужчин 20-40 лет, то жертвами белых становились как мужчины, так и женщины, если они подверглись «тлетворному» влиянию новых революционных идей.
Причин появления террора как массового явления в период гражданской войны было несколько. Было общее: фактор гражданской войны. Часто это была реакция на сопротивление мобилизационным процессам сверху. Скажем, Славгородское восстание, которое жестко подавил атаман Анненков. Ливенский бунт, который подавили красные. Был, безусловно, фактор интервенции. Представители иностранных держав не очень «сдерживали» свое поведение в России.
Военное положение и возможную смертную казнь для отдельных категорий рабочих еще в 1917 году предлагал утвердить Л.Г. Корнилов
Ключевым же был социальный фактор: раскол общества, уже очень глубокий до Первой мировой войны, он лишь усилился. Кровь Первой мировой войны сыграла свою роль. Социальная ненависть низов к верхам, верхов к низам - все это было. Революционный 1917 год мало что изменил. Одни хотели обратно вогнать армию и тыл в дисциплинарное пространство, в т. ч. с помощью восстановления института смертной казни, концентрационных лагерей (летний проект 1917 года Корнилова). Другие - добиться не только отмены этих возможных мер, но и избавиться от подобных инициаторов навсегда. Поэтому осенью 1917 года московские юнкера самосудно расстреляли 200 солдат кремлевского гарнизона, а в Могилеве (Ставка), не застав успевшего уехать Корнилова, прибывшие солдаты подняли на штыки генерала Духонина, отпустившего генерала.
Это была борьба за свою государственность и свое представление о ней. Одни не видели в них место для эксплуататорских классов. Другие хотели поставить низы на их место. Были мотивы социальной мести, были и мотивы личной мести. Мстили за утраченное, мстили за неполученное.
«Демократ» Колчак, увлеченный «Протоколами сионских мудрецов»
- Сегодня существуют две крайности. Одна из них - романтизация белого движения. Действительно ли Колчак - такой демократ, как утверждают некоторые деятели? Какие силы или органы того времени были более демократичными (КОМУЧ, Учредительное собрание и др.)?
Однозначно адмирал А.В. Колчак не был демократом. Таких практически не было среди военных. У Колчака же это было больше, чем неприятие идеи. Он ненавидел либералов, даже своего главного противника В.И. Ленина он ставил намного выше А.Ф. Керенского, которого откровенно презирал. Не был он и сторонником конституции. Все разговоры о «Русском Вашингтоне» были лишь отголосками пропаганды, в т. ч. американцев. Он был и оставался монархистом, при этом идейным монархистом крайне правого уклона, с увлечением читающим «Протоколы сионских мудрецов». Собственного именно такого деятеля и «ждали» осенью 1918 года представители белого движения Востоке России. Характерно, что сразу же после колчаковского переворота была установлена политическая цензура в освещении произошедших событий. Министр внутренних дел А.Н. Гаттенбергер уже в первые часы после переворота 18 ноября разослал специальный циркуляр губернским и волостным комиссарам. В нем он требовал не допустить обсуждения в печати и на собраниях «происходящего», высказывая рекомендацию не останавливаться в случае надобности перед принятием решительных мер, вплоть до ареста как отдельных лиц, так и правлений и руководителей партий и организаций.
Однозначно адмирал А.В. Колчак не был демократом. Таких практически не было среди военных. У Колчака же это было больше, чем неприятие идеи
Это было только начало жесткого «нового курса». Все выступления против новых властей жестко подавлялись, никакого либерализма и демократии не было. Примером может служить подавление декабрьского восстания в Омске, где было расстреляно до полутора тысяч человек. Характерна запись в дневнике генерала Пепеляева: «Либеральные зайцы лепечут о бессудных расстрелах». Колчак болел во время подавления восстания, но выздоровев, отметил производством в новые чины и звания организаторов расправ. Так, штабс-капитан П.М. Рубцов (руководитель расстрельной команды) с 23 декабря 1918 года был произведен в подполковники.
На новые выступления Колчак отвечал новым мерами. Широко известен мартовский 1918 года приказ генерала Розанова о расстрелах заложников, расстрелах каждого десятого и уничтожение мятежных деревень по японскому примеру. Менее известно, что это не генеральская, а адмиральская инициатива. Сам приказ был передан по цепочке от Колчака Розанову, да и недавно был обнаружен сам колчаковский первоисточник розановского приказа. Приказ действовал более трех месяцев и стоил 8 тысяч жизней только при подавлении енисейского восстания. Так что демократом Колчак не был.
КОМУЧ, формально был более демократичен, но и его сложно считать таковым, учитывая, как утверждался этот режим в Поволжье. Сложно считать демократичным режим, расстрелявший на своих территориях за несколько месяцев 5 тысяч человек. Казань, Иващенково, Самара - вот только три примера тысячных расстрелов в регионе. А были и другие случаи.
Кстати, какие у вас остались впечатления после фильма «Адмиралъ» с Константином Хабенским и Лизой Боярской в главных ролях?
Для меня это кино - красивая картинка, мало что имеющая общего с историей. Актеры хорошие, фильм нет. Даже вредный, так как создает искаженный образ событий гражданской войны, да и биографии Колчака. Впрочем, об этом много писалось…
«Для меня это кино – красивая картинка, мало что имеющая общего с историей. Актеры хорошие, фильм нет. Даже вредный, так как создает искаженный образ событий гражданской войны, да и биографии Колчака». Фото kg-portal.ru
Расстрелянные в Казани
Вы упомянули, что белый террор происходил и в Казани. Расскажите поподробнее о белом и красном терроре в Казанской губернии.
Белые пробыли в Казани не так уж и много. 6 и 7 августа 1918 года совместными усилиями 1-го чехословацкого полка под командованием поручика Йозефа Йиржа Швеца совместно с отрядом В.О. Каппеля, при поддержке изнутри города сербским батальоном под командованием майора М. Благотича, Казань была взята. По воспоминаниям каппелевца В.О. Вырыпаева, по приговору военно-полевого суда в городе незамедлительно было расстреляно 350 бойцов только латышских стрелков, захваченных в плен. Происходили в городе и другие «интернациональные» расстрелы австрийцев, сербов, чехов, евреев и т. д. Уничтожались как попавшие в плен, так и захваченные в госпитале. Всего при таких интернациональных расстрелах было убито около 500 человек, включая упомянутый латышский расстрел. Уничтожались также советские и партийные работники. Среди прочих в эти дни у стен Казанского кремля были расстреляны председатель Казанского губкома РКП(б) Я.С. Шейкман, руководитель большевиков Бондюжного завода и первый председатель Елабужского уездного Совета депутатов С.Н. Гассар, комиссар юстиции Казани М.И. Межлаук, профсоюзный лидер А.П. Комлев, представитель самарской партийной организации Хая Хатаевич, организаторы рабочих отрядов братья Егор и Константин Петриевы и многие другие. 19 августа 1918 года расстрелян весь состав Центральной мусульманской военной коллегии во главе с ее председателем Муллануром Вахитовым.
Описание казанских событий оставил член КОМУЧа, в 1918 году меньшевик, а затем уже большевистский деятель И.М. Майский: «… уже под вечер, пересекая центральную часть города, я был невольно увлечен людским потоком, стремительно несшимся куда-то в одном направлении. Оказалось, все бежали к какому-то большому четырехугольному двору, изнутри которого раздавались выстрелы. Там группами стояли пленные большевики: красноармейцы, рабочие, женщины - и против них - чешские солдаты с поднятыми винтовками. В щели забора можно было видеть, что делается во дворе. Раздавался залп, и пленные падали. На моих глазах были расстреляны две группы, человек по 15 в каждой. Больше я не мог выдержать. Охваченный возмущением, я бросился в социал-демократический комитет и стал требовать, чтобы немедленно же была послана депутация к военным властям с протестом против бессудных расстрелов. Члены комитета в ответ только развели руками». Всего в первые дни, по архивным материалам, в Казани будет расстреляно более тысячи человек.
1-й стрелковый полк в Казани, август - сентябрь 1918. Фото humus.livejournal.com
Позднее, после подавления 3 сентября 1918 года белочехами и белогвардейцами (комендант города генерал В. Рычков) при помощи артиллерии и броневиков восстания казанских рабочих, в городе будет расстреляно еще более 600 человек. Расстрелами сопровождался и более поздний уход белых частей из города. 22 сентября состоятся похороны около 50 жертв белого террора в городе. Всего жертвами белых в городе и уездах станут более полутора тысяч человек.
Рядом с Казанью проходили и красные репрессии. Наиболее известны августовские свияжские расстрелы Троцкого. В условиях боев за этот ключевой город он отдал приказ о расстреле каждого десятого из состава бежавшего с фронта советского пока, среди прочих был расстрелян и командир полка. Были и ответные меры после освобождения Казани. Проводил их известный чекист М.Я. Лацис. В первые дни количество расстрелянных ЧК было минимальным: шесть человек. В первую очередь это определялось массовым бегством из Казани «буржуазного населения» города, которое опасалось ответных репрессий. В одном из санкт-петербургских архивов я нашел телеграмму Лациса петроградскому большевику Заксу, где он объяснял эту ситуацию: «Казань обезлюдила, остались одни рабочие, некого и судить, послал по уезду экспедицию». Схожую телеграмму, но уже в московских архивах и другому большевистскому деятелю, выявил известный специалист по гражданской войне С.С. Войтиков. Поэтому красный террор в регионе первоначально и не мог быть осуществлен, за отсутствием объекта проведения. Хотя отдельные самосудные расстрелы имели место. Так известен самосудный расстрел красноармейцами 10 монахов и послушников Зилантова Успенского монастыря. Позднее ситуация изменилась. Были и расстрелы участников казанских расправ, офицеров царской армии и не только. Однако уровня белого казанского террора они не достигли. Попытки обосновать эти репрессии чекистом Лацисом в ноябрьском журнале «Красный террор» были пресечены Е. Ярославским и В.И. Лениным.
Как белые проиграли информационную войну красным
- Почему происходит такая поляризация между адептами белого и красного движений?
Собственно ответ уже можно найти в заданном вами вопросе. Адептами называют ревностных приверженцев какой-либо идеи. В данном случае адепты белого движения не могут простить красным военного поражения (морального поражения они не признают) и его последствий. Для них вся советскость, вся «большевицкая» власть ХХ века - это последствие победы красных. Кто-то из них имеет предков, относящихся к «свергнутым» слоям населения, кто-то просто ассоциирует себя с белым движением, единой и неделимой Русью. Последние, не большинство, часто потомки в т. ч. «красной стороны» в гражданской войне. Возможно, это связано с трагическими страницами нашей истории 1930-х годов, когда ряд потомков пострадавших от коллективизации, репрессий, уже ассоциировали себя не с советской властью, а с ее противниками, позабыв о прежнем выборе своих предков. События гражданской войны забылись, обида осталась… В свою очередь и «красным» адептам есть что вспомнить. Не только гражданскую войну, но и Великую Отечественную войну, где Гитлера поддержали достаточно много белых деятелей. Да и современное высокомерие «новых белых», как и «новых русских» к низам, вызывает реакцию отторжения.
Красный террор гражданской войны проходил на фоне белого террора и был следствием внутрироссийской борьбы за установление советской власти. Проявлением раскола общества
- Являются ли репрессии 37-го года продолжением красного террора?
Это разные явления. Красный террор гражданской войны проходил на фоне белого террора и был следствием внутрироссийской борьбы за установление советской власти. Проявлением раскола общества. Более поздние события были направлены на превентивное устранение так называемой «пятой колонны», как это понималось советским руководством. Какого-либо массового антисоветского террора в этот период не было. Определяющим был внешний, а не внутренний фактор. Поэтому среди жертв репрессий 1930-х годов преобладают представители «иностранных» наций (например, по польским делам, а также греческим, эстонским и т. д.), а также раскулаченные ранее спецпоселенцы. Таким образом, причины, направленность совершенно разные.
- Почему в гражданской войне победили красные, а не белые?
Была и более массовая поддержка масс, была и работа с массами. Крестьяне, рабочие могли ассоциировать себя с большевиками, но с белым движением это было проблематично. Красные предлагали и агитировали понятное и близкое, белые не предлагали и тем более не агитировали. Они давали сверху то, что считали нужным и возможным для себя. Красный выбор был социальным выбором, белый индивидуальным выбором. Можно сказать, что миллионы победили тысячи.
Тимур Рахматуллин, использованы архивные фото
Справка
Ратьковский Илья Сергеевич - доцент института истории СПбГУ, к.и.н.
- В 1992 году закончил с отличием исторический факультет СПбГУ.
- С 1993 года по настоящее время работает на историческом факультете СПРбГУ (сейчас Институт истории СПбГУ).
- В 2004 году за большой вклад в подготовку кадров, развитие образования и науки, и в связи с 280-летием Санкт-Петербургского государственного университета награжден Почетной грамотой Министерства образования РФ.
- Сфера интересов история государственных учреждений России, история революции и гражданской войны в России, история ВЧК-НКВД СССР, история Великой Отечественной войны.
- Автор более 150 научных и научно-методических работ, в т.ч нескольких монографий.
- В 2017 году вышла его монография «Хроника белого террора в России (1917-1920 гг.)» М., Алгоритм, 2017.
Сергей Волков, Анна Пухова «Деятельность уездной ЧК Чистополя в период 1918–1920-х годов: технология красного террора (документы и судьбы)»
И длится суд десятилетий…
Татарстан, г. Чистополь,
Гимназия, 11–й класс
Научный руководитель Р.Х.
Хисамов
Третья премия
Сегодня Россия смотрится в зеркало и не узнает себя. Копятся свидетельства, рассекречиваются протоколы, издаются воспоминания. Чем больше правды можно разглядеть в этих осколках, тем ближе общая догадка. Ближе и страшней: собрать все воедино, за нагромождением беззаконий, насилия, обманов, самообманов, иллюзий представить себе нечто целостное – нашу Россию, прошедшую в двадцатом веке через такую полосу истории, которой имя еще и отдаленно не найдено. Естественны извечные вопросы: кто в этом виноват? Каковы причины трагедии? Как объяснить, попытаться понять происшедшее?
Нам бы хотелось на примере деятельности уездной ЧК Чистополя и уезда в период с 1918–1920-х годов через документы и судьбы разных людей показать технологию красного террора.
Мы стремились определить и аргументировать наше отношение к советской карательной политике как решающему фактору для победы большевиков в Гражданской войне.
Программа Красного террора. Сентябрь 1918 года
Петр Лучанкин – отец большого семейства.
5 сентября 1918 года по инициативе Дзержинского в Совнаркоме РСФСР было принято постановление о красном терроре. Дзержинский говорил, что «обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью». Он предлагал врагов изолировать в концлагерях; те, кто «прикосновенен» к заговорам, мятежам и белогвардейским организациям подлежат расстрелу; списки расстрелянных публиковать с «основанием применения к ним этой меры».
Это постановление превращало самую радикальную форму насилия в государственную политику. В те дни ЦК РКП (б) и ВЧК выработали практическую инструкцию. В ней предлагалось: «Расстреливать всех контрреволюционеров». Предоставить районам самостоятельно расстреливать… взять заложников от буржуазии и союзников. Район определяет, кого брать в заложники… Устроить в районах мелкие концентрационные лагеря… Принять меры, чтобы «трупы не попали в нежелательные руки» .
Первый большой всплеск массового террора произошел летом – в начале осени 1918 года.В то время главным фронтом Гражданской войны Ленин определил Восточный, на Волге где сражалась формируемая Красная Армия с одной стороны, а с другой – легионеры чехословацкого корпуса и Народная армия Комуча. Казань была захвачена комучевцами 6 августа 1918 года. По мере поражения на фронте комучевцы отступали. 30 августа белочехи оставили Чистополь. После их ухода в городе начинаются аресты.
12 октября 1918 года Чистопольская Судебно-следственная комиссия при Революционном трибунале Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов возбуждает дело по обвинению гражданина города Чистополя Петра Лучанкина в добровольном вступлении в ряды народной армии. 29 ноября его расстреливают. Никакого расследования по делу практически не было, обвинение не предъявлено, каких-либо доказательств вины в совершении конкретного преступления не имеется. А что же есть в деле? Это, прежде всего, заявление самого Петра Лучанкина :
«Вот уже два месяца я нахожусь в заключении и не знаю, в чем меня признают виновным. Снова повторяю и прошу обратить человеческое внимание, что я добровольцем фактически поступить и не мог, так как в Чистополь приехал 26 августа. Мобилизация у белых кончилась 22 августа. Что касается рапорта моего, который является обвинительным актом, он был подан из-за семейного положения. Семью в 15 человек содержать очень трудно. Когда я был мобилизован, то полагалось жалование как солдату 45 рублей, я поставлен в самое критическое положение. Повторяю, что я был поставлен в самоекритическое положение. И чтобы за мной осталось содержание, согласно телеграмме из Казанского Почтово-Телеграфного Округа, мне начальник Штаба Гарнизона подсказал подать рапорт в Почтово-Телеграфную Контору, что мною и был сделано.
Если же меня подстрекать в том, что я оставлен по мобилизации и поступил добровольцем, то это недопустимо и вот почему:
1. Если бы я был оставлен от призыва и продолжал бы служить на почте, где получал бы жалования и командировочных 810 рублей, которых на содержание хватало, но ведь я там уволен был – это можно справиться в бумагах, если таковые не увезены белыми;
2. Если бы я был добровольцем, то не стал бы изыскивать средств и причин, а у меня представлено в Следственной Комиссии удостоверение белых о болезни, в котором тоже подтверждается, что болен солдат;
3. Если бы я был действительно доброволец, то зачем мне надо было оставаться здесь? Не чувствую за собой вины и вполне доверяясь Советской власти остался на месте и поступил уже на службу в Почтово-Телеграфную Контору, где начал свои занятия с 25 сентября нынешнего года;
4. Также моими товарищами – коллегами по службе в Следственную Комиссию представлено удостоверение, в котором они подтверждают, что я никогда не выступал против Советской власти и что действительным добровольцем не был, подтверждают они также, что была из Почтово-Телеграфного Округа телеграмма о том, что добровольцам остается содержание, и что рапорт подан именно из-за семейного положения.
Перечисляя все это, я думаю, что доказательства моей невинности достаточны, в противном случае могут еще несколько граждан подтвердить то же самое и если нужно, мною будет представлен их отзыв.
Я такой же пролетарий, борющийся за существование, не имеющий за душой ни копейки денег, ни состояния, ничего, обращаюсь с просьбой ускорить расследование дела и со справедливостью отнестись. Я всегда сознавал, глубоко убежден, что принадлежу и должен принадлежать только к этой власти – Власти Советов Рабочих и Крестьян. Еще раз осмеливаюсь просить Следственную Комиссию ускорить расследование моего дела и отнестись со справедливостью.
Ноябрь 27 дня 1918 г. гр. П.Лучанкин» .
Просьба «ускорить расследование» была выполнена Постановлением Чистопольской Чрезвычайной следственной комиссии 1918 года ноября 29 дня.
«Рассмотрев дело по обвинению Петра Лучанкина за принадлежность к белогвардейцам и добровольно служащему в рядах их, а также участвующегов поимке советских работников отклонить ходатайство служащих Чистопольской Почтово-Телеграфной конторы и его самого, а настоящее дело передать в Казанскую Чрезвычайную Комиссию на заключение.
Чрезвычайная Комиссия постановила расстрелять, а дело предать на заключение в губчрезвычком» .
Губчрезвычком постановил приговор утвердить.
А что касается просьб самого П.Лучанкина (отца большого семейства: 10 человек детей, братья, сестры, мать, больной отец), его коллег (7 человек) – служащих Чистопольской почтово-телеграфной конторы, его жены, Ларисы Лучанкиной, «обратить внимания на оправдательные доводы и не дать погибнуть невинному человеку и совершить невольно несправедливость», то они не были услышаны . Как ведутся дела в ЧК , с каким легким багажом отправляют там в «лучший мир» мы вскоре убедились.
Достаточным оказалось иметь свидетельские показания состоящего в партии и сочувствующего коммунистам Анатолия Петровича Сафроницкого. Его заявление: «Шел против Советской власти и на одном общем собрании служащих п/т кричал бить нас, то есть большевиков в то время когда сочувствуя не большевикам пошел работники покинули общее собрание. Во время нашествия белой армии он Лучанкин поступил в их родную армию добровольцем не смотря на то, что ему была дана месячная отсрочка» .
Вот, пожалуй, все, что имеется в деле, но даже эти документы могут рассказать о многом. Наша задача изучать свидетельства тех, кто не был, подобно П.Лучанкину, активным действующим лицом так называемой «большой истории», но является представителем тех миллионов, через которые и над которыми, это «большая история» вершилась.
Большевики ради удержания власти сделали ставку на силу, террор и страх. Главным орудием, исполнителем стала ВЧК . «Для нас важно, – утверждал Ленин, – что ЧК осуществляет непосредственную диктатуру пролетариата, и в этом отношении их роль неоценима» . ЧК было предоставлено право арестовывать, вести следствие и приводить приговор в исполнение. Лацис признавал, что это был «орган… пользующийся в своей борьбе приемами и следственных комиссий, и судов, и трибуналов, и военных сил» .
Постановление ЦК РКП (б) и Совнаркома быстро превратили ВЧК в главный орган специальной системы организованного насилия, создав для этого декретно-законодательное обоснование. II Всероссийский съезд Советов (25октября 1917 года) отменил смертную казнь в стране. Казалось бы, ввести ее может только съезд. Но III съезд Советов (январь 1918 года) этого вопроса не обсуждал, лишь встретил аплодисментами заявление Ленина о том, что «ни один еще вопрос классовой борьбы не решался в истории иначе, как насилием». Начавшееся в середине февраля 1918 года германское наступление на Петроград создало чрезвычайную ситуацию, которой воспользовались Ленин иТроцкий для введения в стране внесудебной смертной казни. Право ее проведения было предоставлено ЧК . Заметим, что в данном случае декрет о внесудебных правах ВЧК лишь фиксировал те беззакония, которые советские учреждения уже творили в стране.
Это наглядно подтверждают действия в Казани председателя ЧК Восточного фронта республики Лациса. Прибыв в Казань 10 сентября 1918года, после изгнания из города защитников Учредительного собрания, он не спешил с проведением карательных акций, полагая, что наиболее активные противники большевиков бежали. Но 22 сентября 1918 года в «Еженедельнике Чрезвычайных Комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией» появился приказ наркома внутренних дел Г.И. Петровского, в котором содержался призыв к проведению массового террора. Нарком предлагал: местные губисполкомы должны проявлять в этом отношении особую инициативу. Казанский Комитет РКП (б), реагируя на московские указания, предложил ответственному организатору комитета С.Стельмаху 28 сентября собрать фактический материал, «доказывающий, что красный террор недостаточно энергично проводится в жизнь», вызвать на заседание комитета Лациса и обсудить этот вопрос .
И начались безудержные расстрелы… В этой связи нам становится ясно, почему Петр Лучанкин не был арестован сразу же после того как в сентябре Советская власть была восстановлена в Чистополе. 25 сентября он снова принят на работу в почтово-телеграфную Контору и каждое утро до 12 октября отправлялся на службу, радуясь, наверное, тому, что может содержать семью.
В обвинительном акте Чрезвычайно-следственной комиссии от 12 октября 1918 года Петр Кузьмич Лучанкинобъявляется виновным в том, «что рапортом своим на имя начальника Команды города Чистополя о добровольном вступлении в ряды Народной армии, чем и выпадал принадлежность к белогвардейцам и желание им служить. Заслуживает наказание по законам военного времени» .
Обвинительное заключение вынесено, дело отправлено в Революционный трибунал. Но месяц спустя вследствие упразднения Ревтребунала дело возвращается обратно в Чистопольскую ЧК по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Сначала красный террор заполыхал в столицах . Провинция в начале молчала. На первых порах в Казани растерялся даже Лацис. Но оправился он быстро, партийные указания легко подсказали, как следует действовать, и не только ему. 1 ноября 1918 года Лацис пытался обосновать «нужность» террора. Он писал, давая указания местным ЧК : «Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Совета оружием или словом. Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какое у него образование и какова его профессия. Все эти вопросы должны разрешить судьбуобвиняемого. В этомсмысл террора» .Грань, разделяющая революционный порядок и беззаконие, перестала существовать. Районам представлялось право самостоятельно расстреливать, брать заложников. Никаких ходатайств за арестованных… не принимать. Вот почему в деле П.Лучанкина заявление группы служащих Чистопольской почтово–телеграфной конторы от 22 ноября не могло быть рассмотрено как свидетельство в защиту обвиняемого. Важнее тогда было обвинить, а не оправдать человека.
Еще создавалась видимость соблюдения «революционной законности». В ноябре 1918 годаVI Всероссийский чрезвычайный съезд Советов принял решение об амнистии тем, кому в течение двух недель со дня ареста не предъявлено обвинение, об освобождении тех заложников, которые не влияли на судьбу советских товарищей, «попавших в руки врагов». Выполнение этих постановлений было возложено на ВЧК , то есть на орган, более других вершивший беззаконие. Наивно предполагать, что до местных ЧК эти инструкции не дошли. Петру Лучанкину не было 13 ноябряпредъявлено нового обвинения, хотя уже в постановлении от 29 ноябрячитаем, что он принимал участие в «поимке советских работников». Но собственно доказательств его вины нет. А работая с документом, без труда можно обнаружить «следы» подтасовки. Видно, что отдельные фразы вписаны позже другой рукой в уже заготовленное постановление. Это: «… и добровольно служащему в рядах их, а также участвующего в поимке советских работников…» и «Чрезвычайная Комиссия постановила расстрелять, а дело передать на заключение вгубчрезвычком». Внизу документа наложена резолюция красными чернилами – в знак особой важности дела! – написано: «Губчрезвычкомпостановил приговор утвердить».
Дело П.Лучанкина является весьма типичным примером того, как вершилось «революционное правосудие». Просматривая протоколы заседания Казанской губернской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности от 28 декабря 1918 года(Архив КГБ РТ ) мы обнаружили по Чистополю и Чистопольскому уезду семь расстрельных дел. Это дело 23 по обвинению гр. Андрея Ковалевского за принадлежность к белогвардейцам. Как и Петр Лучанкин, был расстрелян 29 ноября 1918 года. Дело № 103 по обвинению Фридриха Петровича Абелькальмав вооруженной борьбе против советской власти. Расстрелян 17 декабря 1918 года, как и священник Виктор Петрович Ястребов.
Его дело в протоколе за № 29. Виктор Петрович Ястребов обвиняется в шпионаже и контрреволюционной агитации. Евдокима Гаврилова шестидесяти шести лет, жителя села Белая Гора Чистопольского уезда расстреляли 9 декабрякак участника поимки советских работников. Не избежали этой же участи Николай Шинков(дело № 116) и Листратов Павел Ивановичза хранение имущества бежавших с белыми (дело № 1). И седьмым примером расправы большевистской власти дело за № 38 о расстреле семьи Бутлеровых– матери и двух дочерей. И это – только протокол одного заседания. Согласно описи дел Чистопольской Судебно-следственной комиссии при Ревтрибунале отправленных в Казанский Ревтрибунал с 23 ноября 1918 года количество дел велико .
Трагедия семьи Бутлеровых
Известная приверженность интеллигенции оппозиционным партиям (на самом деле весьма иллюзорная у большинства) рождала недоверие к ней со стороны многих представителей власти, перерастающее в глубокую, патологическую подозрительность и настоящую манию «заговоров». Именно по такому варианту развиваются события по обвинению Виктории Александровны Бутлеровой и ее дочерей Виктории, Марии и Татьяны, «угрожающих сельскому Совету Большого Красного Яра в шпионаже»
.
В этот же день Красноярский волостной совет «удостоверяет правильность настоящего акта» и «по долгу справедливости дает фактические обвинения бывшей помещицы» . На документе мы видим резолюцию: «Дать распоряжение об аресте, дело передать в коллегию следователей». Какие же факты приводит А.Абрамов – товарищ председателя Совета и четверо членов (подписи неразборчивы)?
1. «Во время нашествия чехо-славаков сказанные лица всецело занимались шпионажем, и весь собранный материал передавали своему брату Ростиславу Бутлерову и племяннику Константину Бутлерову, последний был временным комендантом городаЧистополя, а потом адъютантом штаба Чистопольского гарнизона».
Акт заканчивается призывом: «Перенеся такие угрозы спасши свою жизнь только благодаря скрывательства от них, Красноярский волостной Совет настаивает во что бы ни стало перечисленных: Викторию Бутлерову и ее дочерей Марию и Татьяну как нежелательных и вредных элементов стеретьс лица земли, так же и третью дочь, меньшую Викторию». Видимо, для облегчения чекистам поиска «заговорщиц» в самом конце документа есть приписка – «Марияже по мужу пишется Ермолова».
Обращают на себя внимание подчеркивания отдельных слов и фраз в обоих актах . Обвинение Бутлеровых построено лишь на показании свидетеля Абрамова, но оно неконкретно и в нем нет никаких доказательных фактов их вины. В ходе дознания Виктория Александровна Бутлерова и ее дочери, Татьяна Ивановна, 23 лет, и Мария Ивановна, 26 лет, были один раз допрошены.
Виктория, младшая дочь, в ходе следствия вообще ни разу допрошена не была! Поразительно впечатление от знакомства с другими документами в деле – четыре невинных женщины, их страдания, бесцельные и бессмысленные, гнев. Приведем отрывок из еще одного документа – показаний Марии Бутлеровой-Ермоловой, за которым нам видится типичная картина ведения дел в Чистопольской ЧК . Прошла уже неделя со дня ареста семьи. 25 ноября 1918годаМария на допросе показала следующее: «Приблизительно числа 18 меня арестовали в чрезвычайную комиссию и через некоторое время нас отправили в тюрьму. За что я была арестована, не знаю, потому что обвинительного акта нам не читали. Виновницей в шпионаже, в контрреволюционном выступлении и смерти некоторых из советских работников себя не признаю. Ростислав Бутлеров во время чехословацкой власти в городе Чистополе не находился, так как в то время его не было в живых. Он умер в Тамбове на пороховом заводе, а Константин Бутлеров состоял на службе при Штабе Чистопольского гарнизона. Больше показать ничего не могу в чем и подписываюсь» .
Такие же показания дали и другие члены семьи Бутлеровых. Но они не были услышаны и не могли быть услышаны, потому что людей убивали за право думать и жить не по предписанию свыше . В деле имеется заявление В.А. Бутлеровойна имя чистопольской следственной комиссии, в котором она убедительно доказывает, что обвинение ее семьи в шпионаже и антисоветской деятельности не обоснованно, является клеветой . Но оно никем не проверялось: «Представляю при сем заявлении справку из Собора о сорокоусте, заказанном о сыне моем Ростиславе Бутлерове по получении телеграммы, которая шла больше месяца. Из справки Комиссия усмотрит, что сын мой умер, когда в Чистополе была 1-ая Советская Власть и следовательно обвинение в том, что я и моя семья доносила сыну моему на Советских Работников лишено всякого основания. Если уж справки из Собора недостаточно, то я очень прошу Комиссию дать мне разрешение послать срочную телеграмму в Тамбов на пороховой завод справиться, какого числа и месяца умер мой сын. Надеюсь, что по восстановлении истины относительно смерти моего сына Комиссия и к другим пунктам доноса отнесется с должным недоверием. Я же и вся моя арестованная семья клятвенно подтверждаем свою невинность как в шпионаже, доносах, так и смерти товарища Садыкова, в которой нас обвиняют». Заявление датируется 26 ноября 1918 года.
Уездная ЧК , в этот же день рассмотрев дело Бутлеровых, выносит постановление – «дознание произвести на месте» (!) В результате волостным собранием, состоявшимся 6 декабря, выносится следующая резолюция: «…решительно пройти последнюю треть этапа революции и видимых наших врагов Н.А. Булыгина, Н.Л. Булыгина, Анд. Булыгина, семью Бутлеровыхи других высланных в чрезвычком за шпионаж и невидимых впредь оказавшихся стирать беспощадно с лица землии после нашей победы сказать социалистической армии и народу: мы могли перенести борьбу и устроить новую счастливую жизнь. Да здравствует III Интернационал. Да здравствует Красная Армия. Да здравствуют наши великие вожди т.т. Ленин, Троцкий,Зиновьев, Каменев, Адлер, Либкнехт» . Принята единогласно, подписали: Председатель собрания Архипов, товарищ Председателя Абрамов, Валиуллин, секретарь Елдашев. Чистопольская ЧК 17 декабря выносит Постановление « …дочерей Викторию и Татьяну и мать Бутлеровых расстрелять, дело передать на заключение в Губчрезвычком. Марию Бутлерову освободить, очем сообщить начальнику тюрьмы» . Губернская ЧК постановила «приговор утвердить» 28 декабря 1918 года.
Мы не знаем, какими были последние минуты жизни женщин семьи Бутлеровых. О чем каждая из них молилась? С фотографии, чудом сохранившейся, смотрят они на нас…
Виктор Ястребов – история «распятия»
Декретом Совнаркома 2 февраля 1918 годаЦерковь была отделена от государства, лишалась собственности и права ее приобретать. Духовенство протестовало, особенно против атеистических действий властей, террора по отношению к священнослужителям. 26 октября 1918 года патриарх Тихонобратился с призывом к Совнаркому прекратить гражданскую войну
. Воззвание последствий не имело. В материалах переписки Чистопольского временного революционного комитета с частями и командованием Красной Армии сохранился любопытный документ:
«Р.С.Ф.С.Р.
Временный Революционный Гражданский комитет города Чистополя.
Настоятельнице Монастыря Временный Революционный Гражданский комитет немедленно же очистить все монастырские помещения для размещения в них солдат Красной Армии.
Председатель
Секретарь»
Речь идет об Успенском монастыре, основанном в 1864 году. Целью его учреждения явилось «служить примером подвижнической жизни и трудолюбия, соединенных со смирением и послушанием. Влиять на раскольническое и магометанское население, составляющее значительныйконтингент г. Чистополя». Инициатором создания монастыря был чистопольский купец 1-й гильдии Дмитрий Андреевич Поляков(умер 1861), а строился он на средства купцов Ивана Дмитриевича Полякова(1809–1871), Ивана ГригорьевичаСтахеева(ум. 1907), Агрипины Петровны Остолоповой.
В 1905 году здесь жили игуменья, казначей, ризничий, 17 монахинь, 13 послушниц и 125 белиц. В 1918 году часть монахинь сослали в лагерь, часть расстреляли, некоторые тайно расселились по квартирам .
1 ноября 1918 года. Пунке докладывает о деятельности ЧК при СНК РСФСР по борьбе с контрреволюцией на чехославацком фронте и об организации ЧК в уездах Казанской губернии: «…В г. Чистополе уже с первых дней его занятия советскими войсками существует Чрезвычайная Комиссия, в вы с ш е й с т е п е н и х о р о ш о р а б о т а ю щ а я(наш. – С.В., А.П. ). При всех комитетах деревенской бедноты имеются агенты сей комиссии, которые неоднократно информируют о всех событиях и в деревнях и селах уезда…»
Деятельность этих «политиков» мы наглядно видим на примере обвинения Виктора Петровича Ястребова,священника из села Красный Яр, а также «арестованных вместе с ним его тещу Анонимову,дьякона Григория Козлова,и его жену Елену Козлову,граждан деревни Николаевка, здешней волости Алексея и Ивана ТепляковыхиТереньтья Бакунина(он же Маркин)» . Красноярский сельский комитет деревенской бедноты сообщает в Чистопольскую ЧК : «Священник В.П. Ястребов во время чехо-собак в августе месяце сего года читал прокламацию митрополита Якова и кроме которой добавлял словесно на сходах-собраниях, опровергал Советскую Власть, говоря: «это не власть, а маленькая шайка разбойников, которая грабит церкви и монастыри посягает на всех православных, и в чехо- собацкие времена Ястребов вел шпионаж, указывал и продавал Советских работников и сочувствующих людей. При отступлении белых в церкви и собраниях Ястребов объяснял: враги (Красная Армия) окружили Казань и опять к власти возвращаются грабители. Агитацию вел и ведет по сие время Ястребов, указывая на ошибки Советской Власти объединяя черную недовольную кучку, приготовляя контрреволюционный заговор и находит опору своему саботажу и кроме того не исполнял декреты Народной Комиссии. Занимался в школе вероучением по старым книгам ветхаго и новаго завета о чем и постановлено записать в настоящий акт, каковой и представить на рассмотрение Чистопольской Чрезвычайной следственнойкомиссии по борьбе сконтрреволюцией и саботажем…» А чтобы усилить впечатление от потенциального преступника в этот же день, то есть 18 ноября,в Чистополь «летит» еще одно заявление с уточнениями, что Ястребов «имел связь с черной сотней и все постановления и желания черных проводил в церковных воззваниях на собраниях… все воззвания от консистории с особой силой проводил… указывал Власть Советов гонит церковь, духовенство и уничтожает нужных честных работников… Красноярский комитет бедноты просит стереть с лица земли указанного злодея вместе с его делом» .
Достаточно взглянуть на анкету, чтобы понять, почему В.П. Ястребов мог восприниматься советской властью как враг. Профессия – священник; образование – Казанская духовная семинария; происхождение – сын священника; имущественный состав – корова; партийная принадлежность – беспартийный. Уже все его прошлое, а не только настоящее, являлось вызовом новой власти. И здесь не играло никакой роли то, что Ястребов на глазах у всех двадцать лет служил священником Красного Яра, уча народ прихода православной вере и Закону Божьему, с детства воспитанный в духовности, так же растил четверых своих детей.
В.П. Ястребов был арестован 1 декабря 1918 годаЧистопольской ЧК по обвинению в шпионаже и контрреволюционной агитации против советской власти. 17 декабря вынесено постановление Чистопольской Чрезвычайной комиссии «за таковые действия как вредного элемента для Советской России священника Ястребова расстрелять» ,дело передать на заключение в Казанскую губернскую ЧК . Но других сведений о движении дела не имеется. Из материала видно, что в действиях Ястребова отсутствует состав преступления. Он репрессирован по политическим мотивам. Хочется обратить внимание на одну деталь в ходе расследования. На допросе обвиняемый признается только в том, что «прочел прокламацию митрополита Казанского и Свияжского Иакова» и произвел сбор в пользу Народной армии по предписанию Благочинного священника села Алексеевское. В этом предписании говорилось: «…При сем препровождается 7 экземпляров воззваний Митрополита для прочтения и раздачи, произведения сбора на Народную Армию, причем деньги и вещи представить прямо в Чистопольский Комитет Народной Армии…»
Предписание было приобщено делу, как доказательство вины арестованного. Но ведь хорошо известно, что в православной церкви существует строгая иерархия и невыполнение распоряжения вышестоящего духовного лица сурово осуждается. Так мог ли священник Ястребов не выполнить предписания, ослушаться?!
В воззвании митрополита Казанского и Свияжского Иакова говорится: «Опасность близка. Враг, изгнанный из пределов Казани, еще не побежден… Пастырей Святой Свияжской Церкви призываю усилить свои молитвенные подвиги. Православные храмы должны быть открыты день и ночь: да совершается в них непрестанная молитва… Все верующие, наипаче старцы и старицы, женщины и дети, присоедините ваши молитвы к молитвам пастырей. Умоляйте Царицу Небесную перед Ее святыми иконами и святителей Казанских о прощении грехов наших, о помиловании, о заступлении. Да будет наша общая неустанная, из глубины душивозносимая молитва щитом, ограждающимград…»Далее содержание текста воззвания отмечено красным карандашом, вероятно, следователя: «Имущие! Проявите ваши материальные жертвы на дело защиты гонимой церкви и спасения отчества.
Все, способные носить оружие, становитесь в ряды Народной Армии, немедленно, без колебаний и страха, записывайтесь в добровольческие полки.
Спешите на борьбу: спасайте святыни наши от поругания, город – от разрушения, жителей – от истребления.
Усердная Заступница града нашего да сохранит нас от всякого зла. Святой Священномученик Ермоген да вдохнет в борцов за правое дело дух непобедимого мужества, Святители Казанские да даруют им победу над врагами, земле нашей – мир и душам нашим, в печали сущим, утешение, радость и спасение.
Благословение Божие да пребудет на Вас и на граде нашем. Аминь».
Несомненно, для чекистов, ведущих дело священника Ястребова, подобный призыв мог быть истолкован как открытая контрреволюция. Но для нас в понимании того, почему появилось подобное воззвание, важен исторический контекст.
Советская историография длительное время занималась оправданием красного террора. Историки в своих рассуждениях основывались на изначальной легитимности большевистской власти в России и незаконности функционирования в то же время социалистических, а затем генеральских правительств Колчака, Деникина, Врангеля и других. Большевики захватили власть с помощью вооруженного восстания. Им понадобилось несколько лет братоубийственной войны, чтобы, опять-таки силой оружия, подтвердить свое право на управление страной. В ходе войны победителем могла оказаться любая сторона, а потому каждое из тогда существовавших правительств ответственно за проводимую – в том числе и карательную – политику. И – за Гражданскую войну. Вопрос в том, кто более ответственен: красные или белые – некорректен. Ответственны все, кто в этой войне между гражданами одной страны участвовал. Попытки снять ответственность с большевиков не имеют основания. Более того, можно утверждать, что большевики ничего не сделали, чтобы гражданскую войну в России предотвратить, а напротив, всячески способствовали ее разжиганию.
Начавшаяся в годы перестройки публикация «секретных» документов убеждает в том, что произвол насаждался «сверху».Об этом свидетельствует множество фактов. Назовем лишь некоторые из них. В начале сентября 1918года Ленин выражал Троцкому удивление и тревогу в связи с замедлением операции против Казани. «По-моему, нельзя жалеть города, – телеграфировал Ленин, – и откладывать дальше, ибо необходимо беспощадное истребление,раз только верно, что Казань в железном кольце» .Военные обстоятельства сложились так, что тяжких последствий для населения города свирепые ленинские указания не имели. Казань была взята красными через день после получения телеграммы председателя Совнаркома, и надобность в «беспощадном истреблении» отпала… Таким образом, это был тот исторический фон, который и способствовал появлению Воззвания митрополита Казанского и Свияжского Иакова.
Пожалуй, самое удивительное в материалах дела это – реакция прихожан на арест отца Виктора, выразившаяся в написании коллективных заявлений в его защиту.
«Приговор №№№ 1, 2, 3 общества
декабря 8 дня 1918 года.
Мы, нижеподписавшиеся граждане деревни Служилой Шенталы Красноярской волости Чистопольского уезда Казанской губернии упомянутые общества состоящие из ста девяти (109) домохозяев обсудили вопрос на общем собрании по обвинению священника Виктора Ястребова и диакона Григория Козлова, вышеупомянутые общества, то есть 1, 2 и 3 общества, единодушно решили, что необходимо нужен, священника Ястребова и диакона Козлова не признаем ни в чем виноватыми и просим отпустить таковых лиц на служебные дела обратно, и к чему подписываемся и подтверждает сельский комитет деревенской бедноты приложением казенной печати.
За секретаря подписался член комитета бедноты Василий Ильин» .
Днем раньше, то есть 7 декабря,крестьяне деревни Березовкив присутствие местного комитета деревенской бедноты «обсудили об нуждах церковной причти Красноярского прихода. Почему без ведома прихода арестован наш священник и дьякон. Просим освободить их. Нам невозможно жить одного часа без них потому что лежат покойники понедели нисхоронины. Мы прихожане деревни Березовки нинаходим никакой вины за священником и дьяконом. Мы считаем их хорошими наставниками просим единогласно. Постановили освободить о чем и подписуемся» .
Далее следуют подписи 31 человека. За неграмотных расписался Филипп Любимцев, а председатель комитета деревенской бедноты Воронин совместно с членом комбеда Иваном Бородиновым «удостоверили».
В материалах следственного дела мы находим прошения и других деревень и сел. Количество подписавшихся под прошениями одновременно удивляет и восхищает: 121 подпись из села Красный Яр, 92– из села Малый Красный Яр, 24 гражданина и 32 домохозяев из деревни Александровки Красноярской волости и еще 24 голоса в защиту «Батюшки и отца дьякона» из приютовского сельского общества . Прошения мало разнятся как по существу, так и по мотивации. Будучи на общем собрании в присутствии местного сельского Комиссара (!) Михаила Родионова Староверова «имели обоюдное обсуждение о приходской церкви» и «атом что покакимто причинам арестовали священника Ястребова и диакона Козлова».
В ходе обсуждения поставленных вопросов «дали настоящий приговор в том, что он, Ястребов, против народа не шел и учил народ прихода православной вере и закону божему», «решили единогласно чтобы освободили обоих лиц» и «открыть церковь православную Красноярского прихода».
Лишь в одном из прошений от 11 декабря 1918 годаслышаться несколько иные интонации: «Постановили просить Волостной Совет дабы он походатайствовал перед уездным Советом, который не найдет ли возможным освободить священника нашей церкви В.Ястребова, если это не найдется возможным, по каким-либо препятствиям, то просим выслатьнам священникадругого».Меняется не только стиль речи, но и суть проблемы. Рефлекс страха в этом селе оказался, видимо, сильнее. За день до расстрела священника, то есть 16 декабря,следователь на одном из прошений наложил резолюцию – «в просьбе отказать».
Репрессии против духовенства не ослабли и после того, как патриарх Тихон опубликовал 25 сентября 1919 годапослание «О прекращении духовенством борьбы с большевиками». Это было по существу одностороннее прекращение гражданской войны. Большевики ее продолжали. В декабре 1919года Казанский губком предписал местным ЧК навести в городе порядок, расправляясь с нарушителями «по принципу красного террора». Об интенсивности расстрельных деяний местных чекистов можно судить по тем данным, которые сохранились в ведомостях о движении дел Чистопольского Ревтрибунала.
Иногда газеты сообщали о наказаниях чекистов, обвиненных во взяточничестве, пьянстве, насилиях. Их расстреливали для успокоения общественного мнения, но в проведении карательной политики по существу ничего не менялось.
П.А. Сорокин, современник событий, оценивал это время так: «С 1919 года власть фактически перестала быть властью трудящихся масс и стала просто тиранией, состоящей из беспринципных интеллигентов, деклассированных рабочих, уголовных преступников и разнородных авантюристов». А террор, отмечал он, в большей степени стал осуществляться против рабочих и крестьян .
Еще Декрет Совнаркома о суде от 22 ноября 1917 годаустанавливал, что бороться с контрреволюцией будут не выборные суды, а революционные трибуналы с особыми следственными комиссиями. Трибуналы и ЧК , несмотря на различные распоряжения о том, что входит в компетенцию каждого из этих учреждений, в годы Гражданской войны этих предписаний часто не соблюдали. В 1920 годув подсудность ревтрибуналов вошли: контрреволюционные деяния, дела о крупной спекуляции, должностные преступления, дезертирство. Особенно многочисленны были расстрелы за самовольный уход бойцов с позиции или нежелание идти на фронт. В Свияжске, готовясь к штурму Казани, занятой чехословацкими легионерами и народоармейцами, защищавшими идею передачи власти Учредительному собранию, в августе 1918 года была осуществлена и первая децимация (расстрел каждого десятого) в Красной Армии. Разумеется, когда взаимоотношения между карательными органами (ревтрибуналами, ЧК , милицией и юридическими учреждениями) не были строго регламентированы, возникали бесконечные споры на тему: кто главнее? В них, как правило, побеждали чекисты, всецело поддерживаемые Ленином.
В Чистополе, в отличие от московских газетных дискуссий, чаще наблюдалась совместная работа чекистов и трибунальцев и общие мотивы, их преступлений по должности. Любопытен документ от 25 апреля 1921 года за подписью А.С. Бельского, бывшего председателя Чистопольского районного Революционного трибунала, направленный как докладная записка Народному комиссару юстиции ТССР , из которого мы узнаем:
«Постановка дела была в трибунале хаотическая, бессистемная и оставляла желать много лучшего…
4. Дела были разбросаны по шкафам без всякого учета;
1. неисполненных, залежавшихся бумаг в канцелярии было множество;
2. распорядительных заседаний, что усмотрено из книги протоколов, не было в продолжение 2-х месяцев;
3. нерассмотренных дел к производству было свыше трехсот;
4. по некоторым делам сидели граждане под следствием более 11–12 месяцев и т.д. Это с одной стороны, а с другой, остро стоял вопрос о выездных сессиях…
Пришлось сталкиваться со многими ненормальными, уродливымиявлениями и даже незаконностями» .В прилагаемой к докладной записке таблице видна проделанная в двухмесячный период работа: в среднем на каждого из 4 следователей пришлось от 75 до 90 дел.
Ставя перед собой цель показать на примере деятельности уездной ЧК Чистополя технологию красного террора, мы пришли к следующим выводам:
ЧК действительно была органом «беспощадной расправы» (так заявляла и официальная терминология) и с самого начала была не спецслужбой в обычном смысле слова, а, как ни жестко это звучит, инструментом массовых убийств, узаконенных государством.
Людей убивали за поступки, которые на самом деле не были преступлениями (например, расстрел П.Лучанкина и В.Ястребова), за чужие действия, которые только могли иметь место (например, семья Бутлеровых). Шел тотальный погром, одновременное наступление по всем фронтам. «Война большевиков с мужиками» совсем не случайно сопровождалось уничтожением святынь, бытовых устоев, культурных ценностей.
Итак, все документы прочитаны и откоментированы, выводы сделаны. Работа практически готова, и теперь, сидя перед грудой исписанных листов, мы прислушиваемся к себе: изменились ли мы, узнав о расстрелах невинных женщин и отца многочисленного семейства?..
Начиная писать работу, мы знали гораздо меньше, чем теперь. Мы, нынешние, наполнены знаниями еще об одной странице истории нашего Отечества, огромным количеством трудных вопросов и острым желанием найти на них ответы, чтобы потом… вновь поставить вопросы.
Обзор деятельности ВЧК
за 4 года. С. 79. – Цит. по кн.: Литвин А.Л.
Красный и белый террор в России: 1918–1922 гг. Казань, 1995. С. 64.
Сохранены все стилевые особенности записи, устаревшие выражения, а также характерное написание П.Лучанкиным отдельных слов (например, «разследование»). Подчеркивания в заявлении выделены курсивом.
Архив КГБ
РТ
. Д. 1675. Л.13–14.
Там же. Л.16. Выделенные нами курсивом предложения написаны другим почерком, вероятно позже.
Там же. Л. 6, 11, 12.
Там же. Л. 4. Орфография и пунктуация подлинника сохранены, так как с нашей точки зрения, они важны для социальной и личностной характеристики свидетельствующего. Вследствие крайне экономного расходования знаков препинания А.П.
Сафроницким, первая фраза плохо понятна.
А также благодаря проанализированной за последние две недели информации, стала возможной такая вот компиляция. Которая, надеюсь, будет интересна многим. Поскольку разномастной информации у меня много, размещаю ее по частям.
Цель моего размещения проста – познакомить с тем, что известно. Чтобы читатели, которые хотят принять участие в виртуальном поиске казанского золота, могли перепроверить факты и знать, что уже искать НЕ надо.
19 апреля 1918 года Совнарком поручил Всероссийской чрезвычайной комиссии вывезти в безопасные места ценности из городов, которые могут быть захвачены белыми. К июню Москва, Казань и Нижний Новгород стали основными пунктами, куда вывозились банковские активы. Со стороны финансовых органов этой операцией занимался комиссар-управляющий Московской конторой Народного (Государственного) банка Т. Попов.
Казань приняла золотые монеты и слитки из Тамбовского отделения Народного банка, а также из Воронежского, Елецкого, Курского, Могилевского, Сызраньского и Пензенского отделений. В июне туда же пассажирский пароход из Самары привез 1917 мешков с золотой монетой на сумму около 60 миллионов рублей и кредитными билетами на 30 миллионов. Позднее в особом вагоне были доставлены еще 300 пудов серебра из Козловского отделения Народного банка РСФСР.
Вместе с ценностями, которые хранились в Казани еще до революции, в городе сконцентрировалось золота на 600 млн. рублей и почти на 200 млн. рублей серебра. В хранилищах Нижнего Новгорода собралось на 440 млн. рублей золота (не считая серебра и разменной монеты).
Однако 25 мая 1918 года обстановка серьезно осложнилась. Восстал Чехословацкий корпус . И Казань оказалась в непосредственной близости от театра боевых действий. Руководство наркомата финансов забеспокоилось возникшей угрозой.
Одновременно, весной 1918 года большевики искали бывших офицеров Генерального штаба для организации новой армии. Полковник П. Петров вспоминал: «В это время в Самару только что прибыл с бывшего Северного фронта штаб 1-й армии, который переформировывался в штаб Поволжского военного округа и начинал работу по выработанному в Москве плану создания армии. Штаб прибыл почти в том составе, который был на войне, согласился начать работу с условием, что будет ведать только частями, создаваемыми для внешней борьбы (против германских частей – В.К.). В.О. Каппель нашел в штабе кроме меня еще нескольких своих товарищей по академии и решил присоединиться к нам. Все мы тогда плохо знали или закрывали глаза на то, что делалось на юге, и считали, что в интересах русского дела надо держать в своих руках, хотя бы и в стеснительных условиях, военный аппарат. Вспышки гражданской войны нас непосредственно не касались».
Однако вскоре большевики стали требовать от «военспецов» участия в Гражданской войне на стороне Красной армии. Петров вспоминал: «Мы отказались; наше право на отказ защищал даже один из окружных комиссаров. Нам пригрозили расправой; мы решили воспользоваться первым случаем, чтобы скрыться. …Нам помог приход чехов».
8 июня восставший чехословацкий корпус захватил Самару. Созданный в этот день в Самаре Комитет членов Учредительного собрания (Комуч), объявил себя верховной властью в России. 35-летний полковник Каппель на собрании офицеров, которые отказались встать во главе вооруженных сил Комуча, временно взял на себя ответственность и возглавил боевые силы.
20 июня в Казань прибыл для командования войсками Восточного фронта красных 38-летний подполковник старой армии Михаил Муравьев, бывший командующий войсками Петроградского военного округа во время похода Керенского-Краснова на Петроград; затем - командующий группой войск на Украине против румын и гайдамаков. В этот же день Реввоенсовет и штаб Восточного фронта расположились в номерах Щетинкина (ныне гостиница «Казань»). В целях оперативного руководства боевыми действиями на огромной территории войска были сведены в 1-ю, 2-ю, 3-ю и 4-ю армии Восточного фронта.
Бывший в 1917 году начальником штаба Верховного главнокомандующего вооруженных сил России генерал-лейтенант Александр Лукомский вспоминал, что летом 1917 года к нему обратился тогда еще штабс-капитан Муравьев. Однако «...явно каторжный вид этого Муравьева не внушал никакого доверия»…
21 июня в Казани большевиками закрыта газета "Йолдыз" ("Звезда"), 23 июня закрыта газета "Кояш" ("Солнце"). Остававшиеся без работы рабочие-печатники 22 июня провели забастовку с требованием не закрывать в Казани газеты.
23 июня вечером на станции Займище убит 24-летний председатель Казанской губернской ЧК Гирш Олькеницкий.
24 июня по приказу главкома Восточного фронта Михаила Муравьева руководитель Казанского губвоенкомата Дмитрий Авров приступил к формированию Казанской красноармейской бригады.
Когда власть Комуча вместе с чешскими войсками стала двигаться вверх по Волге, управляющему Казанским отделением Народного банка РСФСР (Госбанка России) Петру Марьину было поручено связаться с командующим Восточным фронтом Красной Армии и сообщать комиссару-управляющему Московской конторой Народного (Государственного) банка Попову ежедневно сведения о движении фронта.
27 июня Марьин явился к главкому Восточного фронта Муравьеву, поинтересовавшись стабильностью положения в связи с потенциальной угрозой ценностям банка. Военный заявил банковскому служащему: "Пусть не беспокоятся, так как в Казани нахожусь я!" Эти слова Марьин передал в Москву. По другим свидетельствам, Муравьев будто бы произнес: "Политическое положение прекрасное, так как в Казани - я".
3 июля рабочая секция Казанского губернского Совета постановила вооружить рабочих и ввести на фабриках и заводах обучение военному делу. Созданы центральный и районные штабы рабочего ополчения.
5 июля в Казань из Приволжского военного округа поступил приказ о развертывании Казанской красноармейской бригады в дивизию в составе: 1-й Социалистический полк им. Карла Маркса, включающий Интернациональный батальон им. К. Маркса и 1-й татаро-башкирский батальон (из Москвы); 2-й Интернациональный полк им. Ф. Энгельса (под¬лежал формированию); 1-й Мусульманский социалистический полк; 2-й артдивизион 1-й артбригады; 1-й мортирный артдивизион; инженерно-технический батальон; 1-й кавалерийский полк под командованием И. Н. Литвинова (подлежал формированию). Личный состав дивизии должен был пополниться путем проведения мобилизации в губернии.
6 июля в Москве сотрудник ВЧК, "левый эсер" Яков Блюмкин убил германского посла графа Мирбаха. После чего его однопартийцы захватили в столице здание ВЧК и Центрального телеграфа. Левые эсеры выступали против тяжелых условий Брест-Литовского мирного соглашения. Затем мятеж был подавлен солдатами Латышской стрелковой дивизии под командованием 35-летнего полковника Иоакима Вацетиса.
Еще накануне восстания в Москве, на одном из заседаний Казанского Совета, обращаясь к левым эсерам, Муравьев заявил: «Моя армия будет с вами». В «Истории Казани», изданной в советский период (1991) записано: «По-видимому, с его согласия и содействия незадолго до мятежа в Москве левоэсеровские лидеры в Казани А. Колегаев, И. Майоров и Ефремов пытались отправить в Москву вагон динамита. Только решительные меры, предпринятые И. Межлауком и Л. Милхом, сорвали этот замысел».
В начале июля в городе действовал отряд эсеров-максималистов, по приказу Муравьева со станции Обсерватория подошел бронепоезд «Свободная Россия», вооружался сербский батальон майора Благотича, позже перешедший на сторону белочехов. Казанский комитет РКП (б) в этой обстановке совместно с Реввоенсоветом фронта срочно привели в боевую готовность верные войска. Муравьев был приглашен на заседание Реввоенсовета, где от него потребовали отдать распоряжение о выводе из Казани бронепоезда и отряда максималистов, что им было сделано, а самому выехать на фронт вместе с членом Реввоенсовета фронта Г. И. Благонравовым.
Отъезд был назначен на утро 10 июля, но еще ночью Муравьев со своими сподвижниками, прихватив деньги, предназначенные для выплаты жалованья войскам, на яхте «Межень» бежал в Симбирск.
В Симбирске Муравьев арестовал командующего 1-й армией 25-летнего подпоручика старой армии Михаила Тухачевского, разослал войскам Восточного фронта телеграммы с приказом прекратить боевые действия против белочехов и комучевцев, объявил себя главнокомандующим армии, действующей против Германии, телеграфировал в Совнарком и германское посольство об объявлении войны Германии и приказал своим войскам продвигаться совместно с чехословацким корпусом к Волге и далее на Запад для отпора немцам. Командование белочешского корпуса также было уведомлено о его действиях.
10 июля председатель Совнаркома Владимир Ленин вызвал к себе на беседу о положении на Восточном фронте начальника Латышской стрелковой дивизии Вацетиса.
11 июля своим декретом Совнарком объявил Муравьева контрреволюционером, находящимся вне закона; командующим Восточным фронтом был назначен Вацетис.
11 июля в Симбирске во время заседания местного Совета большевики попытались арестовать Муравьева, он оказал сопротивление и в перестрелке был убит, отряд Муравьева был разоружен. Реввоенсовет Восточного фронта приказал всем армиям продолжить борьбу с чехословаками, выполнять поставленные задачи и не отступать, несмотря на измену командующего.
14 июля новый командующий Восточным фронтом Вацетис выехал из Москвы в Казань.
14 июля комиссар земледелия Казанской губернии К. Шнуровский опубликовал в местной газете "За землю и волю" письмо, в котором выражал надежду на сотрудничество между левыми эсерами, не участвовавшими в мятеже, и большевиками.
16 июля командующий фронтом Вацетис прибыл из Москвы в Казань с группой латышских стрелков. С 16 июля по 5 августа на Восточный фронт было направлено свыше 11,5 тыс. человек, 19 орудий, 136 пулеметов, 16 самолетов, 6 бронепоездов и 3 броневика. Однако из-за несогласованности действий между высшим военным командованием и фронтом это пополнение в распоряжение Вацетиса не поступило, так как было задержано в Свияжске.
16 июля Мартин Лацис назначен председателем Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией на Восточном фронте, Федор Раскольников (Ильин) назначен членом Реввоенсовета Восточного фронта.
По свидетельству бывшего управляющего Казанским отделением Народного банка РСФСР (Госбанка России) Петра Марьина, Вацетис «направил меня в свой оперативный штаб, где я каждый день получал сводки о движении фронта. Сообщая эти сведения Попову, я обратил внимание на тот факт, что сводки, по-видимому, запаздывают, т.к. получаемые мной сведения совпали с данными, опубликованными в местной печати, а слухи опережали их на день.
Побывал я у Вацетиса и у казанского комиссара финансов Скачкова. Он находился в этот день в больнице Клячкина, рядом со ставкой. Вацетис меня уверил, что Казани опасность не угрожает, так как имеется достаточно сильный гарнизон - 12 тысяч человек. В случае же наступления на железнодорожной станции всегда наготове состав для вывоза имеющихся в банке ценностей, так как, по его мнению, опасность могла угрожать со стороны Волги. Во время одного из моих посещений Вацетиса я видел в ставке одного из его помощников, к которому я обращался по вопросу охраны банка. Впоследствии уже при белых я был удивлен, увидев его у себя в кабинете явившимся за получением денег в качестве начальника партизанского отряда белых. Фамилия, насколько мне помниться, была Лихачёв».
В ночь на 17 июля в Алапаевске (на Урале) расстрелян царь Николай II со своей семьей.
17 июля 50 человек из савинковской организации "Союз защиты родины и свободы" под командованием полковника Перхурова вырвались на пароходе из осажденного красными восставшего Ярославля, с намерением прорываться в Казань для продолжения борьбы.
20 июля газета "Гражданская война", выходившая в Казани, отметила прибытие в город 23-летнего комиссара Ларисы Рейснер. А в следующих номерах появились ее «Путевые заметки», фельетоны, стихи. Под Казанью Рейснер стала членом РКП (б), комиссаром разведки штаба Волжской военной флотилии. Борьбе за Казань посвящены ее очерки: «Казань», «Свияжск», «Маркин», «Казань - Сарапул» и др. В ней легко уживались революционность и меркантильность. "Мы строим новое государство. Мы нужны людям, - откровенно декларировала она. - Наша деятельность созидательная, а потому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достается людям, стоящим у власти". Она отдавала приказы матросам, как королева - пажам.
21 июля Казанская городская конференция РКП(б) приняла решение о создании рабочего ополчения "путем принудительного призыва классовой армии рабочих и беднейших крестьян и путем всеобщего вооружения рабочих».
22 июля войска Комуча заняли Симбирск. Противник решил нанести главный удар в направлении Казани, поскольку в городе имелись большие запасы вооружения, боеприпасов, обмундирования и снаряжения, а также здесь хранилась почти половина всего золотого запаса страны. Взятие Казани позволяло противнику разгромить штаб Восточного фронта, дезорганизовать управление войсками, перехватить оперативную инициативу.
"В своей очередной телеграмме Попову я высказал свои опасения по вопросу устойчивости Казани и мнение о том, что было бы своевременным приступить к эвакуации ценностей в более безопасное место. Это было, насколько мне помниться, тотчас после падения Симбирска. В результате этого из Нижнего прибыла флотилия в составе 2 пароходов и нескольких барж во главе с несколькими комиссарами, снабженными полномочиями за подписью Попова и В.И. Ленина».
Создается оперативная группа, составляются необходимые документы, отдаются распоряжения о подготовке буксирных пароходов и барж, соответствующая информация поступает наркому путей сообщения, командующему Восточным фронтом, в Казанский и Нижегородский советы.
В Казани начинают частичный пересчет золота, готовят тару для его вывоза в Москву или Коломну.
25 июля издаваемая в Казани газета "Гражданская война" вышла с лозунгом о том, что социалистическая революция в опасности, поскольку взят Симбирск и нужно двинуть навстречу белогвардейцам все имеющиеся красные отряды.
25 июля красные оставили Екатеринбург.
29 июля вопрос о положении на Восточном фронте обсуждался в ЦК РКП (б). В принятом постановлении было подчеркнуто, что судьба пролетарской революции и Советской власти решается на Волге и Урале, где образовался самый обширный фронт гражданской войны. Москва назначает срок эвакуации казанских ценностей - 5 августа.
1 августа газета "Знамя революции" сообщила о начале обучения рабочего ополчения в Казани. «Третьего дня на фабрике «Победа» (бывшая фабрика Шабанова – составитель В.К.) в Суконной слободе состоялось первое обучение рабочего ополчения в присутствии членов Совдепа... В настоящее время в отряде насчитывается до 200 человек разного возраста»,- сообщалось в газете. В организации и обучении рабочей дружины фабрики «Победа» активную роль сыграл 23-летний рабочий этой фабрики Александр Павлюхин.
2 августа с помощью эскадры из 17 военных кораблей произошла высадка 9-тысячного отряда Антанты в Архангельске.
Командование Восточного фронта разработало план перехода от обороны к наступлению и в конце июля представило его на утверждение в Высший военный совет республики. Однако развернувшееся 1-3 августа наступление Поволжской группы белочехов и белогвардейцев на Казань заставило главкома Вацетиса, не дожидаясь утверждения плана, начать 3 августа контрнаступление всеми четырьмя армиями. Наиболее опасное казанское направление прикрывали наспех сколоченные из различных отрядов две оперативные группы. В ходе наступления они должны были ударить на Буинск и Тетюши. Однако командующий одной из групп, прикрывающий район устья Камы, эсер-максималист Трофимовский при первых же выстрелах кораблей вражеской флотилии отдал приказ отступить, чем открыл врагу путь на Казань.
Бывший управляющий Казанским отделением Народного банка РСФСР (Госбанка России) Петр Марьин свидетельствовал:
"Накануне или дня за два я получил телеграфный запрос за подписями Ленина и Попова - высказаться, не представляется ли целесообразным заделать кирпичом и цементом подвальные помещения, в коих хранились ценности, или закопать их во дворе банка, сравняв с землёй. На этот запрос я ответил, что эта мера едва ли поможет спасти ценности в случае захвата Казани неприятелем, так как нахождение ценностей в банке в большом количестве и бывшие в течение лета их перевозки, совершавшиеся большей частью по ночам, всё же не были секретом для населения города.
Флотилия из Нижнего прибыла в Казань приблизительно дней за 5-6 до падения последней. В день прибытия мы, т.е. чрезвычайная комиссия и я, приступили к обсуждению вопроса о выгрузке из кладовых и погрузке на пароходы и баржи ценностей. Пристани отстояли в вёрстах 5-6 от здания банка. Необходимо было договориться с командующим фронтом и властями управления трамвая, так как перевозку решено было производить в трамвайных вагонах, добыть необходимое количество тачек и материалов для устройства мостиков во дворе банка и на пристанях, а также достать необходимую рабочую силу. Приготовления эти заняли несколько дней».
4 августа в Казань для реквизиций хлеба прибыл уполномоченный Совнаркомом чрезвычайный комиссар по продовольствию в Поволжье Мулланур Вахитов.
4 августа английские войска оккупировали Баку.
5 августа около полудня в Казани послышался отдаленный артиллерийский гул. А к четырем часам вечера на Волге, со стороны Богородска, появились пять пароходов с белыми, вооруженными орудиями и пулеметами. Пароходы приблизились к пристани «Казань», обстреляли ее и высадили десант. Обороной пристани руководил военком Казани Дмитрий Авров. Под его командованием две роты 5-го Земгальского латышского полка (прибывшего в Казань в конце июля), 1-й татаро-башкирский батальон и рабочие отряды ополченцев штыковой атакой вынудили десант отступить. Артиллерийским огнем был потоплен один вражеский пароход. Оставшиеся пароходы отступили в Нижний Услон. Военком Казани Дмитрий Авров в этом бою получил контузию. Его подобрали и укрыли рабочие Суконной слободы.
Одновременно с десантом на пристань на высоте у Верхнего Услона отряд Комуча окружил артиллеристов под командованием бывшего заведующего финансовым отделом Казанского губисполкома В. Н. Скачкова. После схватки артиллеристы погибли.
5 августа, (по некоторым указаниям - в 8 вечера (?)), к зданию банка были поданы трамвайные вагоны, пришли рабочие для погрузки и перевозки ценностей к пристани. В это время оттуда прогремел первый пушечный выстрел - наступали белогвардейские и чехословацкие войска. Эвакуация казанской части золотого запаса в запланированный срок была сорвана.
Бывший управляющий Казанским отделением Народного банка РСФСР (Госбанка России) Петр Марьин свидетельствовал:
"Наши комиссары кинулись опять к командующему (Иоакиму Вацетису – В.К.), с тем чтобы получить другие транспортные средства. И, несмотря на обещания, на вокзале поездов не оказалось, и не было даже паровоза. Грузовых автомобилей удалось достать только 4 и один нефтяник. На эти автомобили мы погрузили около 200 ящиков золота в монете на сумму 12 миллионов рублей».
По расходящимся данным других авторов, большевики сумели вывезти 100 ящиков с золотом на сумму 6 123 796 рублей (кандидат исторических наук А. ГАК, г. Натанья (Израиль)). По данным казанских краеведов, «до захвата города власти успели вывезти в Нижний Новгород часть золотого запаса на сумму 1 200 000 рублей» (Казань. Времен связующая нить. - Казань: Титул, 2000, с. 137)
По некоторым данным, монетное золото загружалось в ящиках и кожаных мешках.
(по материалам архивов)
Предисловие
Это был один из тех дней 90-х годов прошлого века, когда по телевизору показывали Б.Ельцина, решительно подписавшего Указ о запрете деятельности КПСС и ВЛКСМ.
Я шел по улице М. Джалиля мимо горкома комсомола, когда из окна во двор полетели ставшие ненужными в одночасье тома И.Сталина, В.Ленина, Л.Брежнева. Вслед за книгами - какие-то брошюры, документы... Я спросил: «Что происходит?». Из окна ответили: «Приказано очистить помещения».
Возможно, для меня это был перст судьбы, так как взгляд упал на толстую тетрадь, на обложке которой от руки было написано: «Воспоминания Белоклокова Анатолия Григорьевича к 50-летию ВЛКСМ». И дата: 05.06.1969 года. Стал листать записи, увидел несколько строк, которые возвращали автора и предполагаемых читателей в начало двадцатых годов прошлого века. Речь шла о работе уголовно-розыскной милиции Бугульминского уезда против банды серийных душегубов, грабителей, состоявших на службе в ЧК г. Бугульмы во главе с ее председателем Жуковичем. Банду разоблачили после ограбления дома купца Пузанова (вся семья была убита, включая маленьких детей). По решению ревкома, писал А.Белоклоков, банду «чекистов» расстреляли весной 1919 года.
Я забрал тетрадку, не в силах расстаться с воспоминаниями очевидца, поскольку уже давно пишу историю местного угро, в котором и сам когда-то работал. А два года назад мне пришлось вернуться к событиям тех далеких лет, и тетрадка помогла пролить свет на некоторые события.
В 2008 году к 90-летию угро РТ в Казани вышла книга «Вечный сыск». Упоминалось там и о том, что «весной 1919 года в Бугульме по решению ревкома были расстреляны пять сотрудников угрозыска за бандитизм и связь с белой контрразведкой». Вольно или невольно, но автор книги «передернул» факты: сыщики из той истории стали преступниками. Есть такое выражение «мертвые сраму не имут», но заступиться за честных сыщиков времен диктатуры пролетариата я посчитал своим долгом и стал собирать документы. Какое-то время спустя в разговоре с местным краеведом В.Сальниковым всплыла фамилия молодого человека, дальнего родственника купца Пузанова. Выяснилось, что в семье из поколения в поколение передается легенда: «Пузановых всех убили, имущество унесено грабителями». А кто совершил преступление и какую кару понесли бандиты, об этом никто не знает. Сейчас от большого хозяйства дома купца осталось несколько плит фундамента складов для зерна, а на месте дома Пузанова, где с 1918 по 1940 год находилась общая и конная милиция, построен ледовый дворец.
Глава 1
Поиски и находки
В музее Я.Гашека, где в 1918-1919 гг. находилась комендатура города, в запасниках хранится снимок первого председателя чрезвычайной комиссии Бугульмы Л.Певзнера - бывшего сотрудника политотдела Пятой армии. В музее нашлась книга командира взвода батальона комендатуры Р.Риманова «Рядом с Гашеком», изданная в Чебоксарах в 1974 году. В ней автор упоминает, что в комендатуру по делу о заговоре в Николаевском соборе проходили чекисты Жукович, Гордон, Оленев, Кобалин, Раевский, Падышев. Значит, Жукович действительно фигура реальная. Но кто же он - чекист или убийца и грабитель? Это предстояло выяснить.
По запросу из запасников музея МВД РТ в адрес горархива пришел факс на семи листах - воспоминания В. Арзютова, помощника начальника бугульминского угрозыска сразу после революции. Документ датирован 1970-м годом и писался под стенограмму в горкоме КПСС города Хасавюрта, где в тот момент жил уже давно вышедший на пенсию Василий Федорович. Воспоминания потому написаны Арзютовым, пенсия у него маленькая (перед выходом на заслуженный отдых работал мастером бондарного цеха), а поэтому он просит горком партии помочь ему с назначением республиканской пенсии Дагестанской АССР. (Замечу, что с учетом вновь открывшихся обстоятельств в личной богатой событиями и трудной биографии Арзютова пенсию ему действительно пересмотрели: она стала больше на двадцать рублей - у ветерана трех войн, основателя и директора Бугульминского кооперативного училища и т.д. и т.п.)
Арзютов подтверждал, что он вместе с начугро И.Ушаковым арестовал сотрудника ЧК Раевского за убийство прислуги и семьи купца Пузанова. Он писал также, что присутствовал при расстреле Раевского (инициалы неизвестны) в марте 1919 года, когда белые уже подошли к городу. Что стало с остальной четверкой приговоренных к расстрелу (в банде было пять человек), ему неизвестно, так как Белоклоков отправил его на вокзал спасать броневик, окруженный белыми. Кто привел приговор ревкома в исполнение, Арзютов почему-то не упоминает. Несмотря на краткость фактуры, воспоминания Арзютова ценны тем, что подтверждают воспоминания Белоклокова о наличии банды и убийстве семьи Пузановых. А это для меня значило, что нужно искать дальше.
Я встретился с рецензентом (майором КГБ в отставке) и рассказал ему о своих проблемах с архивами. Тот подумал и сказал: «А ведь именно в этом году есть возможность тебе помочь. Дело в том, что в Казани ФСБ открывает свой музей. Сотрудники - парни молодые, по всем архивам ходят, и у них есть допуск. Ты от горархива в музей ФСБ запрос пошли». И вскоре пришел ответ. Главное в нем было то, что в открытом Национальном архиве РТ сохранился фонд ЧК Бугульмы (дело № Р5853) за 1918 год. Помимо официального запроса тогдашний директор городского архива Н. Моисеева по своей инициативе позвонила знакомым сотрудникам Национального архива и попросила отыскать нужное дело и сделать выборку по интересующим меня фамилиям чекистов-бандитов. Пришел ответ - два листа компьютерного текста с обеих сторон. В них рассказывалось о становлении, составе и ликвидации Бугульминского ЧК, а также приводились записки коменданта города.
Глава 2
Выписки из дела № Р5853
Емельян Филиппович Жукович (29 лет, 1889 года рождения) в заявлении от 19 октября 1918 года просит принять его в ряды РКП(б). Через два дня Жукович и Падышев утверждаются членами ревкома на должность сотрудников ЧК, а уже 12 ноября Жукович назначается председателем ЧК. В его подчинении сотрудники: Павел Гордон (следователь), Андрей Оленев (секретарь), Василий Кабалин (следователь) и оперработники Раевский, Падышев, Вайзберг, Курочкин, Ерохин.
Назначение на должность Жуковича прошло неоднозначно. «За» проголосовали девять человек, «против» - два, четверо воздержались. При голосовании находился председатель Самарской губЧК Иоганн Генрихович Бирн, но принимал ли он участие в голосовании, неизвестно. Почему такой разнобой мнений по кандидату? Белоклоков считал Жуковича и Гордона агентами польской дефинизивы (контрразведки) и «двуйки» - разведки, поскольку они поляки и пришли в Бугульму из Гродно с колонной польских беженцев. Где Белоклоков взял эти данные, тоже неизвестно.
При голосовании Жуковичу был задан вопрос: «Где вы находились во время взятия Бугульмы чехословаками?». Жукович ответил: «Я находился в командировке в Уфе по заданию Бугульминского исполкома, а затем скрывался в доме своих родителей в деревне Спиридоновке Бугульминского уезда». Этот весьма расплывчатый ответ Жуковича, видимо, не всех членов комиссии удовлетворил, но проверять сказанное не стали.
Получив эти данные, я попросил знатока тех мест, о которых упоминает Жукович, - Г. Лыткова (бывший председатель профкома полевых партий ОАО «Татнефтегеофизика») навести справки. Вернувшись из Спиридоновки (ныне в составе Лениногорского района), Геннадий Григорьевич сообщил, что в сельсовете документов о семье Жуковичей не сохранилось; старожилы деревни такой фамилии не помнят. Но старики предполагают, что, возможно, если такая семья и жила в деревне, а сына-предателя расстреляли, то родителей Жуковичей либо тоже расстреляли, либо выслали за пределы района. Могли и сами уехать куда подальше от людского осуждения. Такое бывало.
Комендант города вел записи движения дел: кто из арестованных за каким следователем числится. Дела вели комиссары Самарской следственной комиссии губЧК, а также следователи, назначенные местным комитетом партии (партследователи). Он пишет, что 14 апреля 1919 года подследственные Жукович, Гордон, Падышев, Кабалин переведены из арестного помещения при уездной милиции в тюрьму. И главная запись от 5 марта того года: бугульминскую ЧК расформировать, а неразрешенные дела передать в ведение милиции. То есть все следователи пришли к единому мнению о виновности четверых чекистов. На этом цепочка моих расследований обрывалась.
Дела за 19-20 годы так и не найдены, следственных материалов нет. Как же сложилась судьба оставшихся четверых бандитов?
Вспомнил разговор сотрудников краеведческого музея о том, что Белоклоков, проживая в Ленинграде с 1925 года, наездами бывал в Бугульме. В последний раз, уезжая, он сказал, что дополнит воспоминания от 1969 года и передаст их в музей, однако не передал, возможно, отдал кому-то на хранение. Но кому?
Как-то зашел в центральную библиотеку, чтобы снять из книги по архитектуре копию фотографии дома купчих Тарасовых, где находились следственно-революционная комиссия, отдел юстиции и комнаты судей первого и второго участка. (Дом этот, к сожалению, снесли, хотя он и относился к памятникам деревянного зодчества. Сейчас на этом месте пустырь, огороженный забором. Кстати, дом купца Филонова, где располагалась ЧК, тоже снесли. Сколько таких памятных мест в Бугульме пропало! Рассказывать о них - отдельная история.) Пока снимали копию, поделился с библиотекарями, чем занимаюсь, посетовал, что не могу найти полного текста воспоминаний А. Белоклокова. И - о чудо! - оказалось, что толстая тетрадь объемом более ста страниц в картонном переплете с фотографией Белоклокова спокойно лежит в архиве читального зала. Текст воспоминаний заверен его личной подписью - подписью пенсионера союзного значения Белоклокова, а некоторые страницы - печатью обкома КПСС. Они написаны в Ленинграде в 1980 году. Я попросил снять копии страниц, которые относились к делу банды Жуковича, совместил их со своими документами - и в итоге получилось вот что.
Глава 3
«Ваше слово, товарищ Маузер!»
В феврале 1918 года на первом съезде Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов уезда была создана народная милиция. Уезд разделили на девять участков: один в городе и восемь в уезде. А.Г. Белоклокова назначили зампредисполкома и координатором работы уголовно-розыскной и общей милиции, первым начугро - Ивана Алексеевича Ушакова, из бывших матросов, а его заместителем - уже известного нам Василия Федоровича Арзютова, демобилизованного солдата Первой мировой войны. Председателем ЧК стал сотрудник политотдела Пятой армии Л.Певзнер.
А.Белоклоков писал: «После изгнания белочехов и белогвардейцев из Бугульминского уезда жизнь стала налаживаться. Но в ЧК пробрались провокаторы и даже польские шпионы. Так, из Самары были присланы Е. Жукович, Падышев, Раевский и Гордон. Жукович и Гордон оказались поляками. Первые три месяца эта пятерка работала в пользу Советской власти. Когда же период чрезвычайных мер прошел - надо было действовать в соответствии с законами Советской власти. Тут стало проявляться беззаконие, и они из советских чекистов превратились в бандитов, серийных убийц. Настраивали народ против Советской власти. Жукович и Гордон дошли до такой наглости, что купца убьют, отберут у него меховое пальто с бобровым воротником и бобровой шапкой, наденут на себя и в этом виде выступают перед городской массой».
Здесь хотел бы сделать отступление и рассказать вот о чем. Пока шел розыск архивных документов, в Казани в 2010 году в свет вышла книга бугульминца, члена-корреспондента РАН А. Ефремова «Колумб Оренбургского края». Некоторые страницы ее высвечивают личности чекистов уже в ином свете - преступников высшей степени цинизма.
Вот факты из книги. Н.В. Скалона (родственника П. Рычкова) арестовали в ночь с 7 на 8 ноября 1918 года как участника по делу контрреволюционного заговора Николаевского собора Бугульмы. После ареста Николая Васильевича жена в панике начала разыскивать мужа. Обратилась в ЧК. Ее там успокоили, сказав, что муж не арестован, но в заложниках и скоро вернется домой. А пока «она должна внести за него выкуп 56 000 рублей». Младший сын Н.В. Скалона Николай позже подтвердил: «Помню, как мы с мамой пошли деньги вносить. Сколько, она не сказала, но в ЧК деньги взяли, заверив, что отец на земляных работах где-то под Самарой и скоро будет дома». Весной 1919 года Софье Николаевне кто-то сообщил, что за Бугульмой найдены тела убитых - тех, которые были арестованы вместе с Н.В. Скалоном. Она пошла с сыном Василием и нашла тело мужа среди расстрелянных. То есть чекисты, зная, что Скалон расстрелян, деньги за труп с жены все же взяли. Несчастный пролежал всю зиму под снегом в нескольких сотнях метров от дома, не преданный земле.
Расстрел производил взвод городской комендатуры на окраине города. Ныне это район кирзавода (городская баня).
В январе 1919 года Белоклоков был назначен председателем Государственной контрольной комиссии с чрезвычайными полномочиями, которая должна была снимать и отстранять от работы лиц, не внушающих доверия, занимающихся неблаговидными делами, компрометирующими Советскую власть. После проверки уездный исполком освободил Жуковича от обязанности председателя ЧК, вместо него назначили члена уездного исполкома Большеголового. Новый председатель ЧК пришел принимать дела уже под вечер. В ту же ночь Большеголовов вместе с женой исчез навсегда. Установить, где он и при каких обстоятельствах пропал, так и не удалось. Хотя самому Белоклокову мотив был понятен, однако доказательств убийства семьи Большеголового у него не было. Тогда А.Белоклоков и председатель уисполкома Ю.Д.Бакулин пошли в дом пропавших, осмотрели сундуки и приказали все имущество сдать в отдел социального обеспечения. Через некоторое время, когда Анатолий Григорьевич находился в командировке, Жукович сфальсифицировал против него дело, по возвращении в Бугульму задержал Белоклокова на дороге, завез к себе в ЧК и держал как арестованного. Кучер Белоклокова доложил о происшествии председателю исполкома, и тот потребовал, чтобы дали телеграмму на имя М.И. Калинина. На третий день получают его телеграфное распоряжение: «Немедленно освободить и дать объяснение». Белоклокова освобождают. В это время Анатолий Григорьевич узнал судьбу конфискованного имущества семьи Большеголовых: чекисты выбрали все ценное, что нашли в сундуке, и поделили между собой.
После вызволения Белоклокова бандиты не раз из-за угла производили на него покушения, стреляли по ночам. Он дал задание начальнику уголовного отдела Ушакову следить за действиями Жуковича. Вскоре было установлено, что его пятерка по ночам ходит по богатым домам и грабит, а сопротивляющихся убивает. Сколько семей было убито до сего времени - неизвестно. Но на последней жертве, когда банда наметила ограбить дом Василия Пузанова, преступники попались.
Вот как это произошло. Совершив налет на дом землевладельца и купца, торговавшего хлебом, В. Пузанова, бандиты убили всю семью, даже детей не пожалели. При осмотре трупов в морге уездный врач Н.М. Земляницын обнаружил, что прислуга еще жива. Очнувшись, женщина назвала доктору фамилию одного из убийц - чекиста Раевского. Врач, опасаясь за ее жизнь, увез домой, а вместо нее распорядился похоронить в закрытом гробу неизвестную беженку, скончавшуюся от тифа. Затем Земляницын тайно встретился с начальником уголовного розыска Ушаковым, которому доверял, поскольку последний дважды спасал его от уличных грабителей, и рассказал о разбойном нападении. Ушаков понимал, что он один в противостоянии с оборотнями не победит, а потому доложил обо всем куратору угрозыска Белоклокову. Они образовали группу, в которую взяли Арзютова и нескольких проверенных солдат-окопников.
Чекиста Раевского взяли по-тихому на улице и повезли в дом, где доктор Земляницын тайно лечил раненую прислугу купца Пузанова. Раевский, увидев ожившую «покойницу», впал в ступор. А прислуга показала на него рукой и тихо произнесла: «Это он в меня стрелял, я его знаю, его фамилия Раевский. С ним было еще четверо мужчин, все были с узлами, которые они вынесли из дома Пузанова».
И Раевский стал давать показания как по делу Пузанова, так и по другим налетам. После того как показания прислуги и Раевского оформили на бумаге, Белоклоков пошел по городу и стал собирать товарищей по фронту, и только после этого отряд произвел задержание чекистов - кого дома, кого в здании ЧК. Были проведены личные досмотры и обыски по месту жительства и службы. Все изъятое у каждого оформляли отдельным протоколом, что и позволило следователям «привязать» через вещдоки каждого члена банды к конкретному преступлению. Но для этого Ушакову пришлось в прифронтовом городе провести большую работу по поиску людей (свидетелей), которые бывали в домах убитых и могли опознать вещи и ценности. Благодаря уездному доктору Земляницыну, его профессиональному и гражданскому долгу выжившая женщина стала ключевым свидетелем и дала нить к ликвидации банды.
Угрозыск собрал все материалы, а Белоклоков доложил о них ревкому. Ревком вынес приговор: всю пятерку расстрелять, имущество конфисковать. Одного из членов пятерки - Раевского - расстреляли сразу. Есть даже версия, что это по предложению правоохранительных органов сделал добровольно кто-то из подельников. Следовало привести приговор в исполнение к остальным участникам банды, но в это время прибывший из Самары зампредседателя губернского ЧК задержал исполнение приговора впредь до изменения обстановки: в марте 1919 года колчаковская армия так быстро продвигалась, особенно лыжники, что в Бугульме началась срочная эвакуация. Получилось, что зампред ЧК спас оставшуюся четверку «чекистов» от немедленного расстрела в Бугульме.
Из воспоминаний А.Белоклокова: «При эвакуации имущества семей к эшелону был прицеплен вагон казенного имущества и из ЧК, в котором находилось все награбленное бандитами имущество. Я как член ревкома потребовал от сопровождающих, чтобы они этот вагон отцепили в Симбирске (Ульяновске), а лиц, приговоренных к высшей мере, расстреляли на месте. Начальником эшелона был назначен Н.И. Лоренгаль». Белоклоков был уверен, что Лоренгаль в Симбирске сделает все как надо, а сам с отрядом ушел в Мелекесс, и уже оттуда он поехал в Симбирск, где узнал, что эшелон отправлен в Саранск, в Мордовию. Прибыв в Саранск, стал искать вагон, но ему на станции за-явили, что вагон с конфискатом и арестованными отправили дальше. Он пошел к коменданту станции, объяснил, в чем дело. Тот дал телеграмму по дорогам о задержании вагона, но все было бесполезно. Вагон, а вместе с ним ценности и бандиты исчезли. Позже стало известно: вагон каким-то образом дошел аж до самой польской границы.
А в конце мая 1920 года Жукович и Гордон появились в Самарской губЧК. Их приход сюда по времени был рассчитан точно, так как 20 мая 1920 года город наш, Бугульма, отошел к Татарской АССР. Оборотни-чекисты посчитали, что в Самаре их прежней работой в Бугульме интересоваться не будут. Белоклоков в губЧК о них тоже не сообщил, решив, что с марта 1919-го по май 1920 года бандиты, вероятнее всего, погибли у польской границы. Кроме того, на руку последним было то, что первый председатель самарского ЧК И.Бирн уже там не служил, поскольку в 1919 году был переведен на партийную работу и вернулся в ЧК только в 1921 году.
Но начальником особого отдела ЧК в тот момент был большевик Беляев - человек опытный, профессионал. Рассказ невесть откуда появившегося Жуковича о том, что вагон с конфискатом отобрали в качестве трофея польские солдаты, а его самого и товарищей отпустили, потому что они назвались простыми сопровождающими груза - лицами гражданскими, вызвал у него серьезные сомнения. Недолго думая, Беляев дал указание задержать вновь прибывших «чекистов» для проверки, а сам послал в Бугульму сотрудников отдела для проверки их показаний. Коллеги по возвращении сообщили Беляеву, что все показания новеньких - ложь. Примерно в это же время в Бугульме к Белоклокову пришел его товарищ (солдат-окопник), который участвовал в задержании бандитов в 1919 году, и рассказал, что видел Жуковича и Гордона живыми и невредимыми в Самаре. Белоклоков немедленно телеграфировал в губЧК Самары о том, что Жукович и Гордон предатели, бандиты и серийные убийцы и, по его мнению, причастны к добровольной передаче вагона с конфискатом польской стороне, и срочно послал нарочным решение ревкома от весны 1919 года.
Так сложилась вся «мозаика». Коллегия губЧК приняла постановление - решение ревкома Бугульмы привести в исполнение. И «товарищ Маузер» дважды сказал свое слово. А вот как сложилась судьба оборотней Падышева и Кобалько, неизвестно.
Но важно, чтобы сегодняшний читатель знал, почему решение ревкома о расстреле тогда, в двадцатых годах, имел законную силу: он действовал в рамках декрета о суде № 1 от 21.11.1917 года. Уголовно-процессуальный и Уголовный кодексы еще не были написаны. Прокуратуры нет. Суды и трибуналы руководствовались только пролетарским правосознанием. И было еще постановление Совета народных комиссаров, подписанное В.Ульяновым (Лениным), где говорилось, что «во фронтовых и прифронтовых городах и приравненных к ним местностях (а Бугульма в 1918-1919 годах, как мы все помним из истории родного города, была именно таким местом. - Прим. автора ) ревкомы вправе своим решением применять расстрел заговорщиков, крупных спекулянтов, убийц, бандитов, агентов иностранных разведок и лиц, совершивших преступления по должности». Так что решение ревкома было абсолютно законным.
Вместо эпилога
Розыск завершен, но полного удовлетворения он не принес, потому что нет четкого доказательного ответа на вопрос: «Жукович - кто он? Агент польской разведки, как утверждает А.Белоклоков, или «перевертыш», который, используя мандат ЧК, претворял в жизнь лозунг «Грабь награбленное»?». Думаю, ответ мы еще со временем услышим - от историков военной контрразведки.
Тайна банды Жуковича перестала существовать. Читатель и родственники погибших узнали новую, возможно, для кого-то нелицеприятную страницу истории Бугульмы. Но что было - то было.
Мне не стыдно за своих ветеранов - героев книг об уездном угрозыске. В нем служили профессионалы своего дела, искатели истины, с флером романтики в душе, и просто порядочные люди. Но время распорядилось так, что они, живые и мертвые, попали под арест Времени, Системы, Ржавчины чиновничьего равнодушия, а дела их закрыли в архив, где они со временем покрылись толстым слоем пыли. Рукописи не горят, так утверждают. Сгорают люди. Но память о них остается.
Статьи по теме
